Боец с позывным Узян

- Как только прибыли в учебку, нам сразу сказали, чтобы мы быстрее придумывали себе позывные, а то за нас это сделает компьютер, - рассказывает он. – Да, там такая система: позывной может присваиваться автоматически, если боец промедлит. При этом случаются даже обидные названия.

Мы идём по площади Металлургов, где уже совсем скоро появятся новогодние фигурки сказочных персонажей. Тихо падает снег. Сегодня слегка подморозило. Всё вокруг навевает ощущение грядущего праздника.

У этого молодого человека позади блиндажи, окопы, выходы на боевые задания, грохот орудий (к которому быстро привыкаешь) и радиоперекличка после операции, когда слышишь знакомый голос бойца, оставшегося вне поля зрения: «Я жив!»

Сегодня он ходит по знакомым с детства улицам и ловит себя на том, что в голове временами начинает звучать пронзительная мысль: «Жив!» И вместе с этим появляется щемящее чувство горечи, когда в памяти всплывают лица ребят, которые этого слова уже никогда не произнесут.

Он взял себе позывной Узян. Оно и правильно: звучит коротко, ясно, патриотично.

- Хочешь вернуться назад? – спрашиваю Узяна.

Он молчит, потом протягивает с лёгкой иронией:

- Жена телевизор выключает, когда новости про Украину начинаются…

Ему 35 лет. На вид - меньше, правда, лет прибавляет его борода. У него яркая и насыщенная биография. И это несмотря на молодость: служил срочную в морской пехоте, отлавливал морских пиратов из Сомали, потом была трехлетняя служба по контракту. Вернулся домой с намерением жить обычной гражданской жизнью. Мечтал дом построить… Впрочем, он его непременно построит.

- Когда началась спецоперация, я перестал спокойно спать, - рассказывает Узян. - Совесть замучила: почему я здесь, а кто-то – там? Ведь я –профессиональный военный, морпех, Жена, мама, тёща и все родственники были против того, чтобы я пошел на СВО. Поддержал младший брат, он сказал мне: если ты уйдешь, то я пойду следом. А случилось всё наоборот: братишка вдруг звонит мне и говорит, что записался в добровольцы. Я тут же в военкомат отправился. Кстати, у брата позывной был Белор. Вместе выбирали: то есть я – село, он – город.

Узян рассказывает, что Белор сейчас живет в столице, там у него невеста. Она дождалась его. Недавно у них прошёл никах, скоро сыграют свадьбу.

- Мы с братишкой служили в одной роте, - рассказывает боец. – Однажды он чуть было на «птичку» не нарвался. Братишка водителем был на трофейной «буханке». Каким-то чудом увидел камикадзе и в последний момент сумел вырулить в сторону. Ребята, сидевшие в машине, его потом на руках качали, кричали ура.

Сам Узян был сапёром.

- Мы со своим взводом, наверное, миллиона полтора мин установили за полгода. Может, и больше… Мины мы гадюками называли, - говорит он.

Он минировал подступы к обороне российских войск, а после освобождения территорий, приходилось разминировать вражеские поля. Помнит Узян и свой первый боевой выход.

- Наше отделение попало под жесткий минометный обстрел. Орудие было польским, мины летели бесшумно, я успел укрыться в старой позиции. Помню, раскаленные осколки возле каски свистели, даже жар от них чувствовал. Я ещё тогда подумал: куда я попал, зачем здесь? Сидел бы дома, смотрел телевизор… Потом был ещё один обстрел, и еще… Привык!..

Он говорит об этом спокойно, даже с лёгкой улыбкой. К бомбёжкам на фоне привыкаешь, как и к автомобильному шуму на наших мирных улицах.

У него две контузии. Он об этом говорит неохотно. Возможно, не слишком хочет, чтобы эти строки прочла его мама… Она наверняка не в курсе всех подробностей.

- Ощущение странное было, - рассказывает Узян о первой контузии. – Какая-то прострация наступила. Как бы это объяснить? Вам случалось в бане угореть? Вот! Примерно то же самое…

Говорим о боевом братстве. Узян служил в одном из подразделений «Вагнера», и среди его наград – вагнеровский крест, который получают бойцы за проявленное мужество. Вместе со своими однополчанами Узян брал Бахмут и воевал с людьми, которые отправились на Украину из мест заключений.

- Хорошие они пацаны, - утверждает боец. – Верные.

Он вспоминает одного товарища, который попал на спецоперацию после 14-летней отсидки. По вечерам, заваривая чай в блиндаже, он просил вольных (так называли бойцов «Вагнера», которые пришли не из мест заключений) рассказать о гражданской жизни. Бойцы с удовольствием живописали ему современную действительность, рассказывали о больших и плоских телевизорах, вайфае, ярких девушках в белых шапочках за рулем иностранных машин… Бывший заключенный внимательно слушал, прихлебывая чаёк. И ему очень хотелось жить. Во что бы то ни стало - жить! Начать всё сначала. Без ошибок, срывов и тюремных решёток.   

- Знаю, что всё у него сейчас в порядке, - рассказывает Узян. – Домой вернулся к жене. У него сын уже почти взрослый…

А ещё Узян вспомнил такой случай:

- Однажды во время разминирования вдруг услышал хлопок слева. Сразу схватился за рацию, потом слышу крик: «Пацаны, ногу оторвало!» Гляжу - боец корчится неподалеку. Он успел жгут себе наложить и укол сделать. Нас этому строго учили! Мы его транспортировали до госпиталя, там через несколько месяцев парню сделали идеальный протез. У вагнеровцев были такие правила: не отправлять «трёхсотых» (то есть раненых – авт.) домой, пока не подберут протез. Кстати, он звонил мне недавно, говорил, что ещё лучше бегать стал, чем раньше. На охоту ходит!

Супруга Узяна тоже просилась на СВО, когда муж ушел воевать. В качестве санитарки. Но её не взяли. Теперь она волонтёр: занимается изготовлением маскировочных сетей и обучает этому ремеслу всех желающих.

- Она по деревням ездит, организует группы волонтёров, - говорит Узян. – Каждая такая сеть, кстати, спасает жизни ребят. Низкий поклон всем, кто помогает нашим бойцам.

После паузы он продолжает:

- Нам раз в месяц разрешалось звонить домой. Жена и мама очень переживали, конечно… Когда я был на боевых заданиях, домашним звонил братишка. Мама, конечно, спрашивала обо мне, а он уверял её, что я, мол, сплю, мне тепло и уютно, и ему не хочется меня будить… Каждый звонок – праздник души! Жена даже в церковь чаще ходить стала…

- Она русская?

- Да, моя супруга русская, православная, а я – мусульманин.

Он рассказывает, как бойцы праздновали Пасху на передовой. Это было в одном из городов, который был буквально стёрт с лица земли ударами отступающих украинских войск. Целой осталась только церковь. Правда, колокольня наполовину была разрушена. Бойцы отправились в храм, Узян вызвался быть охранником: в городе оставались вражеские группы, и они готовы были открыть огонь даже в самый светлый праздник. 

Ещё он говорит, что никогда не встречал такого братства, какое есть на передовой. Там нельзя ссориться друг с другом: при любой стычке между двумя бойцами накажут обоих, причем прилюдно, перед строем, особо не вдаваясь в подробности ссоры.

А ещё на фронте нет национальностей – там все едины. Как в Красной армии! Уверен, что это отличает наши войска от любых других. И мы можем этим по праву гордиться.

Узян вспоминает свой разговор с пленным украинцем:

- Я ему говорю: «Я – башкир! У меня есть свой язык, своя культура, своя республика… Понимаешь? Ты слышал что-нибудь о Башкортостане?» А он понятия не имеет об этом! Я ему опять: «Почему у нас, в России, разные народы могут запросто жить мирно? Почему вы этому не научились? Почему травите тех, кто хочет говорить на русском? Я не хочу, чтобы вы бомбили русские города, поэтому мы здесь!» На меня тогда будто нашло что-то, я ему целую речь толкнул. Рассказал, например, о том, что мы в России всегда болели за Виталия Кличко, когда он выступал на ринге. Мы считали его своим! Я вспомнил своего отца, который болел за украинскую сборную по футболу во время какой-то Олимпиады, потому что российские футболисты вылетели из таблицы… Я тогда пацаном был, но помню, как комментатор в телевизоре заявил: давайте поддержим наших братьев-украинцев!.. А сегодня у этих братьев мозги переклинило! После моих слов пленный вроде бы задумался. И потом пацаны смеялись: «Узян, может, тебе в психологи податься?»

Был и такой случай: Узян во вражеских окопах однажды обнаружил пять (!) килограммов кокаина. По его словам, наркомания во вражеских рядах – дело обыденное. Особенно к этому пороку причастны наемники из других стран, которых очень много.

- Я приволок мешок с кокаином в подразделение, - рассказывает он. - Бойцы смеялись: «Узян, ты разбогател!» Правда, потом мы кокаин сожгли.

Слушаю его и лишний раз убеждаюсь в том, что нас победить невозможно. Нас – многонациональный народ великой России. Украинская пропаганда называет нашу страну «ордой». Пусть! В конце концов, это понятие на современный язык переводится как «объединённые рода». А мы действительно едины!

Вот только мозги у определенной части украинского населения переклинило не вчера. Этот клин был забит еще в советские годы, когда Хрущёв выпустил по амнистии всех бандеровских активистов из лагерей. Они вернулись в свои хутора и пустили там глубокие идеологические корни. Даже в коммунистическую партию вступали, чтобы занять ответственные должности. В мирной советской Украине (точнее - в её западной части) можно было слышать злобное шипенье: «Мос-с-скалы проклятые…»

Говорю, что знаю, такие выплески сам лично встречал в Советской армии от украинских «братьев».

Но клин этот наши ребята обязательно вышибут. Можно не сомневаться…

Спрашиваю Узяна, как мирные украинцы относятся к российским войскам?

- По-разному, - отвечает он. – Одни ненавидят, другие встречают как освободителей. Одна бабушка в маленьком городке кормила нас своей стряпниной, хотя нам запрещалось брать угощения от гражданских. Но она упорно носила нам пирожки, каравайчики и всё такое прочее. У нее даже российский флаг висел во дворе. Помню её внука, который мечтал о велосипеде. Когда уходили из города, мы подарили ему велосипед…

Прощаемся с Узяном. Напоследок задаю главный вопрос:

- Мы победим?
Он смотрит на меня с недоумением:

- А как же иначе?

Напомним, заключить контракт с Минобороны могут военные в запасе, вышедшие на пенсию, и те, кто уволился после срочной службы по призыву, а также мужчины, не служившие в армии, но получившие высшее или среднее профессиональное образование. На военную службу по контракту от рядового до прапорщика включительно принимаются мужчины до 65 лет.

По вопросам заключения контракта жители республики могут обратиться по единому справочному номеру 117, в Ситуационный центр 122 или (347) 218-19-19, а также в ближайший офис МФЦ «Мои документы». Ответы на вопросы о службе по контракту можно найти на сайте башбат.рф.

Автор: Игорь Калугин. Фото из архива бойца.