От гвоздей – до микронной проволоки

В октябре 1926 года я приехал в Белорецк как один из двух заместителей управляющего вновь организованным Белорецким горнозаводским трестом, выделившимся из состава Южно-Уральского треста.
На проволочно-гвоздильном заводе уже осваивалась опытная протяжка стальной канатной проволоки и свивка канатов простейших конструкций. Большим достижением считалась проволока диаметром 0,5 миллиметра.
Изготовлявшиеся канаты долгое время накапливались на складе. Через несколько месяцев с трудом удалось сбыть весь запас (около 300 тонн) самым неразборчивым потребителям - сплавным организациям. Лишь со временем белорецкие канаты стали пользоваться доверием, и на них поступили заказы.
Вскоре я уехал на учёбу. Вернувшись после окончания Промакадемии осенью 1930 года, я с большим удовлетворением увидел строящиеся новые корпуса завода проектной мощностью 9 тысяч тонн стальной проволоки.
Вскоре Белорецкий горнозаводской трест был перепланирован в завод, а бывшие проволочно-гвоздильный,Тирлянский заводы и другие его составные части стали называться цехами. Отдел капитального строительства завода, которым руководил я, проводил реконструкцию домен, мартеновских печей, энергетического хозяйства, прокатного производства в Тирляне, строил сталепроволочные корпуса и монтировал в них оборудование. Во второй половине 1931 года новые цеха были приняты в эксплуатацию.
В этот же период завод выделился из системы черной металлургии и перешел в ведение метизобъединения, органа Главного управления машиностроительной промышленности.
Осенью 1932 года приказом по ВСНХ СССР я был назначен директором Белорецкого сталепроволочно-канатного завода и проработал в этой должности до рокового для меня 13 марта 1938 года.

1933 год. С первых дней нового года завод стал испытывать перебои в снабжении электроэнергией, поставляемой тогда силовой станцией Белметзавода, а с середины января остановился совсем.
Начиная с зимы 1930-1931 годов резко снизилась вывозка угля из Кузбасса. Многие уральские заводы, в том числе и белорецкие, переводились на «голодный паек». Запасов топлива хватало до января, а потом начиналось постепенное свертывание производства. Так было несколько лет.
В течение почти двух месяцев 1933 года цеха пустовали. Рабочие были отправлены на лесозаготовки. На заводе работали только ремонтно-механический цех и слесари, чтобы оборудование после пуска завода могли использовать на полную мощность.
В начале марта поступление угля стало нормальным, и цеха один за другим возобновили работу. Но 18 марта завод постигло большое несчастье. По чьему-то недомыслию: то ли проектантов, то ли заводских работников - патентировочные печи были размещены в цехе с деревянным покрытием. От сильной жары доски высохли. В середине марта 1933 года опасность была осознана, крыша вокруг четырех труб была разобрана с тем, чтобы устроить огнестойкие разделки большой площади. В цехе было установлено круглосуточное дежурство пожарников, поставлен специальный насос.
К несчастью печи отапливались сырыми осиновыми дровами. И вот в буранный день сноп искр сильным порывом задуло под крышу, и она вспыхнула, как порох. Пожар уничтожил крыши трех цехов, электросеть, упавшие железные фермы повредили часть оборудования и трубопроводов. Прекратили работу травильное отделение, патентовка и цех крупного волочения.
Многие цеха остались без полуфабрикатов, хотя они и не были повреждены.

Восстановление завода было подлинной эпопеей.
По выражению бывшего секретаря Башобкома ВКП(б) Быкина, Белорецкая парторганизация ощетинилась. Выяснилось, что восстановить в сжатые сроки завод явно непосильно. На другой же день секретарь райкома Гришкан мобилизовал все районные партийные организации и предприятия.
В течение 2-3 дней рабочие металлургического завода после окончания смены стройными колоннами во главе с оркестром шли на сталепроволочный и вместе с его рабочими разбирали упавшие конструкции, очищали цеха. Из Тирляна, Инзера, Зигазы, Тукана прибывали плотники, слесари, каменщики. Металлургический завод, филиал Башснаб-
сбыта отпускали любое оборудование, материалы, какие только были у них на складах. И уже через четверо суток под открытым небом возобновилось производство во всех трех пострадавших цехах.
По этому случаю состоялся короткий митинг, на котором была поставлена задача - быстрее завершить все восстановительные работы. По расчетам некоторых специалистов, силами строителей это могло быть выполнено лишь за шесть месяцев. Но в работах принял участие весь район, и все трудились самоотверженно, не щадя своих сил.
Рабочие железо-волочильного, канатного цехов постановили работать по 12 часов, а освободившуюся третью смену направить на строительство.
Райкомы партии и комсомола мобилизовали свои аппараты. Их примеру последовали все учреждения города, послав большинство своих сотрудников на подсобные работы.
Газета «Белорецкий рабочий» выделила небольшой типографский станок, организовала выездную редакцию. Через каждые четыре часа рабочим раздавались «молнии» о ходе работ, о рекордах и недостатках с указанием конкретных цифр и фамилий.
Бригады плотников, слесарей, каменщиков зачастую работали по 24 часа и даже 48 часов подряд.
Котловые раскладки были усилены за счет дополнительных продовольственных фондов. Питание всех работавших на восстановлении завода было бесплатным. Персонал кухни готовил ежедневно до 10 тысяч блюд. Даже подростки - курьерши - были на посту с раннего утра и до позднего вечера.
Можно привести такой факт. Когда были привезены с металлургического завода и подняты фермы перекрытия патентовки, нужно было для обрешетки крыши электросварщиками устроить подвесные леса, а для них предварительно закрепить около 200 специальных железных крючков разной длины. Требовались высокие и тяжелые лестницы, которых не было. Один из рабочих Грязнов с ловкостью акробата, все время рискуя упасть и разбиться, целую ночь лазил по шатавшимся фермам и установил к утру крюки.
Все вопросы решались по-боевому. Например, в первые же дни выяснилось, что металла для ферм крупно-волочильного цеха не хватит. Инженер Башстроя предложил изготовить деревянные фермы новейшей, еще не опробованной в Белорецке конструкции. Предложение было одобрено. Лесопилка немедленно начала готовить необходимый сортимент досок и брусков.
Уже через сутки рабочие приступили к сборке первой 25-метровой фермы. Конструкция была сложной, неизвестной плотникам, со множеством болтов. Над первой фермой они непрерывно трудились 48 часов. Следующая была готова через 24 часа, а затем каждые сутки ставились по две фермы.
Для патентовочного цеха коллектив котельного цеха металлургического завода изготовил и частично выправил старые железные фермы.
Все делалось как бы само собой, без бумажной переписки, без письменных приказов и распоряжений и даже устного давления. Каждый делал для восстановления завода все, что было в его силах. Открывались все склады, останавливались все неаварийные работы, вне очереди подавались и двигались «по зелёной улице» железнодорожные вагоны.

1934 год начался при более благоприятных условиях. Созданные на металлургическом заводе запасы каменного угля и более нормальное снабжение в зимние месяцы позволили избежать длительных простоев в первом квартале.
То были годы пафоса строительства и реконструкции, овладения новой техники.
Неустанная борьба за реконструкцию и расширение завода, за изменение ассортимента продукции за счет более ответственных и дорогих изделий, за улучшение их качества, за непрерывный рост производительности труда с одновременным повышением зарплаты, улучшением условий труда и быта рабо-
чих - вот что было предметом мечты, планов и практических действий. Во всем этом я нашел полную поддержку со стороны парткома, завкома, райкома партии и Башобкома ВКП(б).
Основой основ всякого производства является надлежащая сырьевая база. Переход с выпуска железных изделий на выпуск стальных и расширение завода требовали коренной перестройки технологии производства катанки и соответствующей реконструкции металлургического завода. Проволочный стан тогда мог катать слитки весом не более 200 килограммов. Такие слитки имели усадочную раковину почти на всю длину, были неравномерны по составу.
Это не имело значения для гвоздей и железной проволоки. Но стальная проволока из такого металла нередко расслаивалась. При испытаниях на разрыв, изгиб и скручивание противоположные концы одного и того же мотка давали большие отклонения.
В результате этого древесно-угольная стальная канатная проволока по качеству уступала заграничной, изготовленной из коксового металла.
По отзывам специалистов Одесского канатного завода, на шахтах Донбасса в аналогичных условиях канаты из белорецкой проволоки изнашивались в два раза быстрее, чем канаты из импортного металла.
Необходимо было перевести металлургический завод на отливку крупных слитков с утепленной головкой, прокатываемых предварительно на заготовку на обжимном стане с последующей отрезкой усадочной головки.
Установка обжимного стана потянула за собой целый ряд других проблем, в частности, возникал вопрос об источниках энергии для обоих реконструируемых заводов и возраставших в связи с этим городских потребностей. Белорецкая узкоколейка не смогла бы перебросить топливо для новой, более мощной тепловой станции. Выход был только в подключении к электросистеме Магнитогорск - Челябинск.
Одновременно с расширением заводов должно было развиваться культурно-бытовое строительство и подготовка кадров.

Для строительства новых цехов были снесены в Нижнем селении 400 домов.
Были перестроены обе домны с увеличением их производительности, воздвигнута мартеновская печь № 4, реконструирован заново мартен № 1. 

Начато строительство новой котельной, реконструирован прокатный цех Тирлянского завода на новую технологию, построены здание ФЗУ, общежитие техникума, Дворец культуры металлургов, летний театр, баня-прачечная, 46-квартирный дом, начато строительство 72-квартирного дома.
В трехмесячный срок на Нуре был выстроен посёлок для 500 семей, давший производству и строительству почти тысячу рабочих. Был составлен проект линии электропередачи Магнитогорск — Белорецк. Строительство было возложено на металлургический завод, но никаких работ не производилось. Подстанция была построена быстро, а оборудование пришлось добиваться годами.
Все же в 1938 году завод получил всё недостающее оборудование, и линия электропередачи, как я узнал впоследствии, вступила в строй. Тем самым была разрешена одна из важнейших проблем, и развитие завода было обеспечено энергетической базой.

Потребность в новых рабочих удовлетворялась за счет организованного набора кадров из коренной национальности и подготовки их в школе ФЗУ, в которой одновременно обучалось 100 человек.
Тем, кто заканчивал училище, предоставлялось общежитие, производственные инструкторы закреплялись за ними до тех пор, пока они не начнут выполнять норму. Все это способствовало закреплению молодых рабочих на производстве.
Тогда было мало работников с высшим и средним образованием. Мастера и начальники цехов выдвигались из лучших рабочих. Например, мастером смены стал первый стахановец Чернаткин, начальником отделения тонкого и тончайшего волочения – Байгушев. Мастерами кардного цеха стали Арамбаева, Нуруддинова, Исакова.
Во главе цехов большей частью также стояли бывшие рабочие, пользовавшиеся доверием и уважением. Среди них Демичев, братья Фартунины, Яковлев, Шунин, Одышев.
Молодые техники и инженеры стали прибывать на завод в 1936-1937 годах, но они преимущественно направлялись в лабораторию.

Весьма скудными в те годы были ассигнования на жилищное и культурно-бытовое строительство.
Удалось, да и то частично, за счет директорского фонда построить 14 двухэтажных деревянных домов на Мокрой поляне и Мраткино, два двухэтажных общежития для ФЗУ и молодых рабочих, несколько бараков, 30-квартирный кирпичный дом для специалистов, возвести стены Дворца культуры.
За счет средств бюджета были построены в 1936 году ясли и в 1937 году – школа на 400 мест.

28 мая 1935 года я выехал в научную командировку за границу, из которой вернулся 18 ноября. За это время мы вместе с инженером ленинградского завода «Красный гвоздильщик» побывали на 28 американских и 29 немецких заводах.
Ознакомились с производством катанки, стальной проволоки, канатов, стальной ленты, болтов и метизного оборудования, собрали технические проекты, каталоги, инструкции, приобрели несколько десятков патентных описаний.
Из множества стоявших тогда задач, требовавших длительной разработки и успешно разрешённых в 1936-м и 1937 годах, особое внимание уделялось рационализации и изобретательству. Помню, как приказом по заводу был объявлен конкурс на лучшую конструкцию автоматического выключения барабанов крупного волочения. Первую премию получил тогда слесарь Куликов. По моему совету он запатентовал своё изобретение, и оно было внедрено на ряде других заводов.
Молодой инженер лаборатории Ефимов, используя материалы моего отчета и привезенный образец американской оправы для фильеров, разработал новую технологию обработки и опрессовки фильер. Их стойкость в лабораторных образцах увеличилась в десятки раз, а при массовом производстве в несколько раз. До этого же раскалывалось в месяц до двух тысяч фильер.
Начальник канатного цеха А.И. Фартунин изобрел оригинальное приспособление для свивки канатов системы «Труляй», в которых оборвавшиеся проволоки не торчали, а лежали плотно в своих пазах.
В сравнении с теперешними масштабами, успехами, то, о чем я писал выше, как о достижениях, может быть, вызовет только снисходительную улыбку: «Нашёл-де, чем хвастаться».

Подготовил Андрей ТКАЧЁВ.

Фото из архива краеведческого музея.

Ещё больше новостей – на нашем канале. Читайте нас в Телеграм https://t.me/belrab