Белорецкое солнышко

Расскажу о малоизвестных произведениях Нины Зиминой. Они волею случая не стали популярными, как многие из её стихов, которые читаются на всевозможных конкурсах и литературных вечерах.
Первым делом коснусь ее книги «И паче снега убелюся…», после издания которой Нина Зимина получила личную благодарность от Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Кстати, книгу эту она издала за собственный счет, как и другие свои поэтические сборники.
Поэтесса была человеком верующим, причём всегда, даже в советские годы. Другой разговор, что она никогда громко не заявляла о своей вере. Была убеждена, что все вопросы, связанные с вероисповеданием, являются глубоко личностными. Люди, которые любят разглагольствовать о вере и поучать других, всегда вызывали у нее отторжение. Мы все учились у Нины Николаевны подобному отношению к вопросам религии.
Нина Зимина никогда никому ничего не навязывала, хотя авторитет у нее был весьма значительным. Её вера была лёгкой и светлой. В последние годы жизни все свои стихи она посвящала только Богу. Она пела, как птица на ветке, глядя на небо. И принцип у нее был прост: не нравится – не слушай, нравится –
присоединяйся.

Я – птичка-певичка
на майском кусту
Закатного цвета,
Чирикаю радостно в пустоту
На кромке рассвета,
Дневную презрев суету.
Я жду золотистого
жаркого лета…

Книга «И паче снега убелюся…» - это своеобразный перевод библейских псалмов царя Давида. Впрочем, сама поэтесса говорила об этом так: «С первого раза мне приходилось с трудом вникать в каждое слово Псалтири, всё казалось очень далёким от нынешнего дня, от моих раздумий и упований. (Псалмы слагались почти за 500 лет до Рождества Христова). Со временем я поняла, что это Книга на все времена, для каждого православного - наставление на истинный путь, ведущий к Богу, спасительные молитвы для души. Каждый псалом –
это молитва на каждый день, независимо от того, какой век за окном. Мои стихи – это тоже своеобразная молитва. Не надо думать, что это точный стихо-
творный перевод псалмов. Я не могу взять на себя смелость излагать псалмы в зарифмованной форме. Лучше и поэтичнее Давида вряд ли кто это может выразить. Давид – великий псалмопевец, а мы у него только на подпевках…»

А вы когда-нибудь пробовали читать Псалтирь на церковно-славянском языке? Если да, то наверняка согласитесь со мной, что с первой, второй и даже десятой попытки вряд ли возможно постичь смысл написанного. Перед тем как приступить к стихам по мотивом Псалтири, поэтесса тщательно изучила эту книгу: она проштудировала ее много раз в двух вариантах перевода – с церковно-славянского и греческого. Помню, что когда заходил к ней, видел на небольшом столике книги с этими переводами: она исследовала каждую строку, фразу, слово, вникая не только в сложный образ, но и в историческую подоплеку. Труд этот был просто огромен! Подчеркиваю, что даже самый популярный перевод Псалтири на современный русский язык не сильно добавляет ясности в понимание этой книги…

Держу Псалтирь,
читаю откровения
Царя Давида. Всё здесь обо мне
И о душе моей, и о спасении
С другими грешниками
наравне.
Она издала свой труд незадолго до смерти, о которой часто думала. Ей нельзя было не думать об этом: болезни одолевали ее нещадно, особенно в конце земного пути. Но она торопилась жить!
Открой мне, Господи, кончину.
Далёк ли близок мой закат?
Какие путы здесь я скину,
Какие унесу в тот сад,
Где Ангелы выводят к свету
Твоих незыблемых высот?
Я на земле среди поэтов
Вожу веселый хоровод…

Увы, но веселым этот хоровод был только в стихах, в жизни всё было наоборот: её рукописи подолгу лежали в республиканском издательстве. Большую часть своих книг она, как уже говорилось, издавала небольшим тиражом и за собственный счет... Но Нина Николаевна никогда не впадала в отчаяние! По крайней мере, надолго.

Я на земле – былинка в поле.
Стремится к небу стебелёк.
Гроза и тишь – по Божией воле.
Мой путь –
не длинен, не широк…

У Нины Николаевны был дар любви и смирения. Она никогда не мнила из себя великую поэтессу, и все комплименты в свой адрес от поклонников воспринимала как необходимое проявление этикета. Признаться, меня поначалу это несколько коробило: к чему такая скромность? Сегодня это назвали бы заниженной самооценкой. Но она была безупречно искренней в своих чувственных проявлениях: совершенно не умела играть какую-либо роль, оставаясь всегда сама собой. Даже когда нельзя было сказать правду, чтобы не обидеть человека, она предпочитала молчание вместо спасительной лжи. Порой это молчание было очень тягостным для ее собеседников.

Не все наши поэты обладают чувством меры и способностью адекватного отношения к собственному творчеству. Что имею в виду? Знал я одного любителя рифм, который считал себя великим и даже гениальным. Он любил изрекать, что если бы какое-то издательство выпустило его книгу, то она тут же стала бы всероссийским бестселлером. Однажды кто-то иронично сказал ему: «Выходит, Россия потеряла гения, если никто не хочет вкладывать в тебя деньги?» А другой тут же поддержал это ерничество: «Интересно, а где будет место для твоего портрета в ряду русских классиков? Между Горьким и Шолоховым? Или сразу после Толстого?» Поэт жутко обиделся… Если честно, стихи он писал слабые, но творческая гордыня не давала ему покоя. Таких, увы, много: раньше они ходили по редакциям со своими рукописями, сегодня ведут блоги в открытой сети, где с упоением рассказывают о себе - великих…

Нина Николаевна умела довольствоваться малым. Любая публикация ее стихов в нашей газете была для поэтессы очередной и искренней радостью. Особенно когда на ее телефон поступали звонки от женщин (они звонили чаще): «Нина Николаевна, мне ваш номер дали в редакции, спасибо вам за стихи! Это вы ведь про меня написали…»
Каждая звонившая считала, что поэтесса каким-то невообразимым образом коснулась именно ее судьбы. В этом сила поэзии!
Удивительно, но некоторые стихи в книге «И паче снега убелюся…» носят характер реплик, хотя передают смысл вполне обширных псалмов. Вот самое короткое стихотворение:

Нет в мире высшей благодати,
Чем жить всем дружно,
словно братья.

Расскажу еще о цикле стихов, который, по моему мнению, почему-то не оставил большого отпечатка в памяти поклонников Нины Зиминой. Это стихи, посвященные истории славян.
Предыстория такова: как-то я рассказал поэтессе о книге, которую прочитал на досуге. Она была посвящена истории древних скифов. Меня просто поразил этот труд, написанный еще во времена царской России. Автор напрямую увязывал историю скифов с историей славян, доказывая, что это один и тот же народ. Происхождение русских, по его мнению, надо исчислять не с древнего Киева, не с разрозненных и порой враждебных друг другу славянских племён, которых едва удалось объединить, а с могучей и великой Скифии, как называли эту страну древние греки.
Скифы были сильным, организованным и очень жизнестойким народом, они умели плавить металл, имели государственные институты власти и смело покоряли пространство обширной земли, дарованной им Богом. На Запад они не смотрели: чего там интересного? В Европе в ту пору люди жили в пещерах, одевались в шкуры животных и охотились с помощью каменных топоров…

Нину Зимину очень увлекла эта тема. И совсем скоро она выдала новый цикл стихов:

Скифия – загадка из загадок.
Княжило там солнце на земле,
В пору золотого листопада
Выстилала путь самой зиме.
Не под силу даже Геродоту –
Ходоку по древним тем кругам
Разгадать суть
странного народа,
Любящего солнце и снега…

Странный народ в ее поэтическом изложении впоследствии стал называться русским. И неважно, что эта история имеет характер легенды: поэтессу увлек вихрь времени, сметающий всё на своём пути; увлекла первозданность и самобытность скифов, которые умели жить в гармонии с природой; они не возводили обширных замков и дворцов, обходясь малым; они пели вольные песни и смело жертвовали собой ради свободы. Их никто не смог покорить…

Зажги, о, Время, ярко свечи
Над бездной вечности –
И пусть
Воспоминаний тихий вечер
Несет торжественную грусть.
Поднимем занавес былого,
За веком век – в любом витке
Сокрыта наших дней основа,
Как завязь в будущем цветке.

Отдельная тема в творчестве Нины Зиминой – это гражданственность и патриотизм. Она относилась к этим началам спокойно, без надрыва. Это только сегодня почему-то патриотизм стал нести в себе элементы агрессивности. Вспомните недавние надписи на машинах: «Можем повторить!» Имелось в виду, что взяли, мол, Берлин один раз, возьмем и второй… Сейчас надписи исчезли. Оно и правильно. Всегда хотелось спросить у неведомого автора этого изречения: «А надо ли повторять?» Или: «А сможем ли?» Наши деды смогли, у них получилось: они были сильны духом. Как скифы. А мы в своем потребительском обществе все свои жизненные силы тратим в лучшем случае на то, чтобы выплатить кредиты. Впрочем, события на Украине показывают, что скифский дух из наших душ до конца не выветрился. Удивительные образцы мужества демонстрируют наши воины! Как будто включился некий генетический код, который стихийно слагался веками.

Для Нины Зиминой патриотизм имел конкретное выражение. Ей претили вычурные и, как правило, пустые слова о любви к Родине, которые имели общий характер. Поэтесса любила свой город, свою улицу, рябину за окном, на которую каждый год во время перелетов садилась стайка свиристелей. Она любила своих соседей, своих друзей и близких. Любила свой дом, где прошло ее детство.

Нижнее селение…
Здесь мой отчий дом.
Мальвы да смородина -
Под резным окном.
Чеверёва улица –
прямо под горой.
Дворики, поросшие
пышной муравой.
У ворот на бревнышке
бабушка сидит,
Детство моё юркое
зорко сторожит...
Буквально за месяц до своего ухода она произнесла: «Я прожила счастливую жизнь…»

Она умерла быстро - сразу после исповеди причастия. Я помню тот день, когда Нина Николаевна, неожиданно откинувшись на спинку дивана, замерла навсегда. Я едва успел закрыть дверь, провожая священника.

В день смерти Нины Зиминой - 24 июня - на ее могиле состоялась панихида. Пришли друзья и родственники. Панихиду служил отец Александр Шерматов, который десять лет назад причастил ее за пять минут до смерти. Грусти никто не испытывал. Наоборот, была радость соприкосновения с памятью о дорогом и близком человеке. Она действительно прожила счастливую жизнь, если все, вспоминая её, испытывают только радостные чувства. Это дорогого стоит.
На ее памятнике значатся слова:

Когда буду я навсегда уходить,
Проводи меня,
солнышко, проводи
И скажи: «Петь любила она
и умела любить,
У нее был
мой солнечный лучик в груди».
А вослед прилети,
прошуми, ветерок,
Прошепчи на прощанье
такие слова:
«У нее был в крови
мой порывистый ток
И чуть ветряная голова».
А потом,
в ночной полумгле луна
Мне на холмик
прольёт голубую слезу
И, воздав
за греховность мою сполна,
Одинокую с неба
уронит звезду.

Игорь Калугин.
Фото из личного архива.

Ещё больше новостей – на нашем канале. Читайте нас в Телеграм https://t.me/belrab