Ерастов камень
В середине восемнадцатого столетия, когда уже вовсю строились Авзяно-Петровские заводы, граф Пётр Иванович Шувалов выиграл в карты деревню в Псковщине с тысячью или более душ крепостных.
В народе Псков и прилегающие к нему области тогда именовались Литвой. Граф Шувалов переселил крепостных из Литвы на место теперешнего Узяна, в бывшую Хитровку, где выше устья впадающей в Белую речки было выбрано место для пруда и будущего завода.
Переселенцам отвели землю под строительство домов. Посёлок вырос быстро. Старожилы Хитровки, принимая переселенцев за литовцев, назвали их поселение Литвой. Часть нынешнего Узяна до сих пор носит это название. Место для пруда было выбрано между гор, в узени. В окончании слова у псковитян вместо «е». преобладало «я» Они говорили: «узянь». Впоследствии из слова выветрился мягкий знак и общее название села, в котором объединились Хитровка с Литвой вошло в обиход как Узян.
С переселенцами в Узяне появился безродный парнишка Ерастка. По-видимому, он остался без родителей, пока не один месяц добирался с псковщины на Урал. Этот переход в несколько тысяч вёрст многим стоил жизни. Ерастку считали непутевым, блаженным, он отличался от своих сверстников необычностью поведения, большой любознательностью по отношению к окружающему миру и к живой природе. Мальчик часами изучал строение крыльев гусей, пойманного силком глухаря, другой птицы и даже мотыльков. Ерастка мечтал летать по небу, «яко птица».
На блаженство Ерастки не все смотрели сквозь пальцы. Узянский поп считал, что мыслями парня правит вселившийся в него бес и не упускал случая припугнуть Ерастку ожидающей карой небесной. Но мальчугана не пугала кара, которая придёт когда-то после смерти. Его интересовало настоящее и влекло в голубое небо. Поэтому Ерастка смастерил себе крылья.
Первый полёт состоялся при стечении всего узянского населения, который собрался на плотине только что возведенного и ещё не совсем наполненного водой пруда. На правом берегу, на возвышающемся крутолобом утесе, на всеобщем обозрении стоял приготовившийся к прыжку Ерастка. Его руки были вдеты в веревочные петли под искусно изготовленными трёхаршинными крыльями, которые касались концами земли. С пруда дул легкий ветерок, играл льняного цвета волосами мальчонки и перьями на его крыльях. Ерастка много месяцев собирал гусиное и другое птичье перо, много дней и ночей вклеивал их в крыльях, насаживая в плавленый воск. Воск ценился дорого. Ерастка собирал его крупицами, выпрашивая у хозяев в уплату за проделанную работу.
Зрители громким улюлюканием одобряли и поддерживали чудачество блаженного. Поодаль от толпы троеперстно крестился поп, призывая на парня немедленное возмездие с небес. Отдельной кучкой стояли староверы-«хитрецы», крестясь двуперстно, осуждая еретическое действо.
Народ ахнул. Его вздох слился в общий гул. Ерастка распрямил крылья, разбежался, оторвался с края утеса и... полетел! Встречный легкий ветерок упруго ударил в крылья, поддерживая планирование. Ерастка пролетел, преодолев расстояние около трехсот сажень, и тяжело погрузился в воду почти на середине пруда. Крылья, распластавшись на зеркале воды, поддерживали его, пока он отвязывался и освобождал из петель руки. К народу Ерастка выплыл героем.
Жизнь Ерастки оборвалась при попытке очередного полёта. На этот раз он смастерил более легкие и прочные крылья. На их изготовление ушло несколько лет кропотливого труда. Для трамплина был выбран утёс на вершине горы. Так как место это было отдалённым, зрителей собралось мало, в основном молодежь.
Забравшись на скалу, Ерастка глянул на стоящих под ним болельщиков, оглядел с высоты видневшийся, как на ладони, Узян, его величественный пруд и утёс, с которого совершал свой первый полёт. Узянцы назвали его Ерастовым камнем, увековечив имя своего смелого блаженного. Теперь с высоты горного утеса его камень казался маленьким, незначительным. Ерастка перекрестился и оттолкнулся от вершины скалы… Под ней его и похоронили, без панихиды, без отпущения грехов.
Гора Атач
У башкир есть пословица: «Кто много странствует, у того сердце отважное». Батыр Атач имел отважное сердце. Ему наскучило бродить по хоженым горам и долинам своей родной Башкирии. И поскакал он на восток, туда, где восходит Солнце. Недолго скакал по равнине, хотя оставленные за спиной горы уже дыбились зубчатой стеной и затянулись дымкой, как встала перед ним огромная гора с несколькими главами. Она разлеглась, как многогорбый великан-верблюд. Видел чудищ батыр. Их приводили широкоскулые, круглолицые люди в просторных халатах и в волчьих или лисьих малахаях. Они приходили откуда-то издалека, со стороны полуденного солнца.
Окинул батыр глазами громадину гор. А между нею и батыром - широкая лента голубой реки. Бурлит, пенится вода на перекатах, завивается кольцами под ярами. Но разве напугает богатырского коня вода? Мигом перемахнул он через реку, даже копыта не замочил. И замер у подножья горы. Круто вверх тянулись её склоны. Запрокинул голову батыр, чтобы увидеть вершины… Бурые, остро торчащие скалы, огромные глыбы, готовые сорваться вниз, но чудом остановившиеся в разбеге. Между ними низкорослый вишарник, обсыпанный красно-бурыми ягодами, словно каплями застывшей крови. Чуть выше и вправо, на зелёной лужайке, в ложбинке, небольшое стадо диких коз. Подскакал батыр к стаду на лёт стрелы. Тонко запела стрела, пущенная тугим луком, но, не пролетев и половины расстояния до коз, нырнула вниз, клюнула в огромный бурый валун и легла на него покорно, умиротворенная неведомой силой.
«Что за чудо?» - подумал батыр и поскакал за стрелой. Уже приближаясь к камню, почувствовал, как что-то притягивает его к нему. Прилип батыр к камню вместе с конём и сам превратился в камень. С тех пор назвали эту гору – Атач, а за её свойства – Магнитной.
Первый историк и краевед Оренбуржья П.И. Рычков писал в своей книге «Топография Оренбуржья» в 1762 году: «Железных руд в Башкирии множество, но из всех оных самая лучшая есть в Магнитной горе, которая гора по башкирскому названию Атач именуется».
Теперь уже неведомо, через сколько лет и веков, но на людской памяти, пришел к горе башкир Исмаил. Поднял он бурые камни, повертел их в руках, ударил друг о друга. Звонкие искры летят, а не раскалываются камни. Только почувствовали руки, что тянутся камни друг к другу, схватываются крепко, без натуги не разнять.
«Э-э-э! - воскликнул Исмаил, - железо, однако, магнитное… Добрые мечи, наконечники стрел и пик будут из этого магнита!»
Пришли вслед за Исмаилом башкирские железовары и кузнецы. Взвился дымок над горой от горнов и кузниц. Реку они тогда назвали Яиком, как и горы.
Оренбургский гражданский губернатор, историк и тайный советник И. Дэбу писал об этом времени: «По преданию жителей, башкирцы в прежние времена делали будто бы из сей руды очень хорошую сталь, что однако же после воспрещено было…»
Первым промыслил и потянул к горе загребастую руку симбирский купец И.Б. Твердышев, занимавшийся поставкой провианта в Оренбург. В 1747 году он подал заявку оренбургскому губернатору на разработку руды, «объявил магнитную руду в горе». Через три года губернская канцелярия записала за ним три участка «яко рудник».
В 253 верстах от Орска и в 57 верстах от Верхнеуральска, на правом берегу Урала, на почтовом Оренбургском тракте расположена станица Магнитная, получившая своё название от лежащей близ нее горы Магнитной, которая состоит из четырёх отдельных сопок или гор: Маячной, Далекой, Узянской и Ежовка. Местное название горы Магнитной – Атач. Вид с горы Магнитной восхитительный: кругом у подножия расстилаются обширные степи, по которым в широкой долине вьется река Урал. За ним далеко на западе стеной толпятся горы Уральского хребта. Эксплуатация горы Магнитной производилась только белорецкими заводами, и то сравнительно мало.
Позже заводы заложили правильную разработку руды на восточном отроге горы Магнитной и так называемом Дальнем руднике.
Магнитная гора принадлежала казакам и отдавалась в аренду белорецким заводам. Ежегодная добыча руды здесь превышала 1 млн пудов.
Ещё больше новостей – на нашем канале. Читайте нас в Телеграм Газета «Белорецкий рабочий» https://t.me/belrab