Лето в том году выдалось особо неурожайным даже на самую ходовую таежную ягоду.
На что уж неприхотлива клюква, не было лета, чтоб я хоть парочкой-другой мешков ее не запасся на зиму, но и та добела выгорела по иссохшим хрустящим болотам. А которая, несмотря ни на что, каким-то чудом еще умудрилась поспеть, годилась разве что на цветной бисер или на фальшивую икру вконец измельчавшей красной рыбы.
Голубики, черники и княженики, черной, красной смородины, черемухи и рябины, считай, и вовсе не было.
Оставалась зыбкая надежда лишь на одну бруснику. И вот куда только ни бросались мы с друзьями на моторках, вездеходах и пешком, но даже самые надежные места никого не обрадовали. И вот однажды совсем уж наугад забрались мы на дальние, в прежние годы совсем непроходимые болота, а потому и незнакомые никому из нас: а вдруг?
По самому центру в сухих болотниках пробежались - ни намека даже. Потом еще вправо-влево порыскали - ничего нет. Словом, исходили всю ту необозримую болотину и вдоль, и поперек, а она ведь только вширь и то добрых полтора десятка километров, но так ни на что путное и не набрели.
Что ж, тогда и делать здесь нам нечего!..
Перекусили плотненько с устатку, чайком горячим с пылу с жару побаловались и еще чем Бог послал. И, обсудив попутно у костерка кое-какие из наиболее глобальных проблем общемирового характера, неторопливо так засобирались по домам. Скоро завечереет - пора.
Не гуськом, как в обычные сырые лета, а широко, вразброд, вышли на давно обсохший невысокий яр. И вдруг словно кто меня в бок толканул: «Дай-ка, - думаю себе, - погляжу-ка я в бинокль. Просто так, на всякий случай!» И тут же усмотрел вдали, в урезе Долгого озера, необычную картину. Среди багульника, поближе к махонькой кедровой гривке, то и дело мелькают белые головы на длинных гибких шеях...
- Э-эй, постойте-ка, ребятки, а что же там и в самом- то деле в такую пору лебеди делают? Не клюкву ведь сгоревшую на солнце склевывают... Ну-ка, парни, давайте обождем чуть-чуть, что дальше будет...
Интересно стало!
Не поленился, махнул сам по кочкам полуметровым напрямик. А это - километра три с гаком. И что же я там увидел?
Бог ты мой, небольшая ровная полянка меж двух болот, лишь кое-где поросшая кривоватой сосной - сплошь покрыта, нет! - сплошь усыпана брусникой! Да крупнющая, да темно-бордовая до черноты! Спелая вся, что твоя садовая смородина в самый разурожайный год... Про птиц, что дорогу указали, уже и думать позабыл, до них ли тут, когда азарт круче дурного хмеля душу забирает! Машу обеими руками друзьям-попутчикам:
- Сюда, сюда!..
Набежали и разом взялись за комбайны - самодельные и магазинные ягодные черпаки с проволочными ловушками-подборками и вместительными поддонами. А проще, если - лотки такие с частыми зубьями впереди.
Сами молчим, а под руками только шум да хруст идет...
Верите, три-четыре гребанешь - и вот тебе на - полнехонек уже комбайн. Вот это да, скажу я вам! Как жаль было, что слишком скоро темнеть стало. Но и то ведь ведра по два каждый из нас успел набрать самой ядреной крупноты.
А лебеди тем временем отошли тихонечко от нас по густому багульнику метров на двести, шеями покрутили, как страусы, и взлетели прямо на закат.
И все как один - розовато-алые снизу. То ли от заходящего на холод солнца, то ли от спелого брусничного сока.
Хоть и некогда было, хоть в полглазочка, но смотрели на них мы, языками цокали от удивления: чисто фламинго какие из Африки к нам прилетели!
И снова присели они где-то в километре от нас. И вновь заходили там, во все стороны разойдясь, и кланяются, кланяются красному солнышку, только изредка поворачивая в нашу сторону длинные шеи. Видать по всему - еще один такой же брусничный рай отыскали, а то и получше.
А мы поспешили в обратную сторону. Скоро ночь, а до дому еще топать да топать. Пока еще сумерки только-только обозначатся, надо нам как можно быстрее попасть на старую вахтовую лежневку, где каждая выбоина знакома до боли.
А там уж и до бетонной трассы в город - рукой подать!
...Оглядывался раз, другой: как там лебеди? Но так и не увидел их ни на озере, ни в небе. Уплыли-улетели куда-то вдаль.