Так жили дети войны

В далёкие послевоенные годы мы, рождённые с 1930-го по 1943 год и жившие в деревне, на себе ощутили веяния времени и нужды страны. Не хватало самого необходимого, жизнь была трудной, на нас возлагалась ответственность за тех, кто младше, и необходимость в помощи по нехитрым семейным делам.
Обстановка заставляла нас быстро взрослеть, и уже в 12 лет спрос с детей был, как со взрослых. Мы наравне с ними могли иметь трудовые книжки, а значит -
участвовать в переходе страны на мирные рельсы.
Взрослый тезис: «Не потопаешь – не полопаешь!» - в полной мере относился и к ребятишкам. И мы в меру своих сил и возможностей помогали родителям в уходе за нашими братьями и сёстрами, в поддержании порядка в хозяйстве, в обеспечении семьи жизненно необходимыми продуктами со своего огорода, а также в заготовке дров и сена.

Мы были поколением детей, которых взрослым было некогда любить и ласкать.
Уставая за тяжёлый трудовой день, матерям не хватало времени петь колыбельные малышам. Это становилось обязанностью старших детей.
В семьях существовало беспрекословное подчинение младших старшим, а детей - родителям.

Любое действие или отлучка из дома требовали разрешения, за невыполнение своих обязанностей или какие-то упущения нас ругали, бывало, и наказывали. Но мы прекрасно всё понимали, не ожесточались и не злились. Знали: раз наказали, значит, виноват. Взрослый имеет на это право.
В семьях, где не было бабушек и дедушек, мать с утра топила печь и, поставив что-то вариться, убегала на работу, дав указания старшим детям. И все знали, если что-то не сделаешь или упустишь, семья останется голодной или может случиться что-нибудь нехорошее.

Летняя работа начиналась с уборки во дворе (корову после дойки и овец мать с утра угоняла в стадо), кормёжки птицы, поросёнка (если был). Затем был завтрак для всех, потом уборка в доме.
Естественно, без нас не обходились работы в огороде: копка земли, посадка огородных культур, прополка, окучивание, полив. Девчонки, как только вёдра на коромыслах переставали цепляться за землю, должны были пару раз в день сходить на речку за водой для дома, ещё была нужна вода для полива грядок, особенно много её требовалось капусте. Пацаны таскали вёдра вдвоём. Несли на палке, правда, по дороге из ведра часть воды расплёскивалась, но 40-литровых бидонов и тележек с оцинкованными железными бочками в то время ещё не было.
Когда начиналась заготовка сена в зиму, взрослые спозаранку уходили в лес косить траву (по холодку это делать было намного легче). Днём, в самую жару, пару часов отдыхали, обедали, отбивали косы, а затем снова за дело. Нас привлекали на косьбу в 11-12 лет. Косы для подростков были поменьше и полегче, чем у взрослых. И те из нас, кому уже доверяли косу, очень этим гордились, ведь их причисляли к разряду взрослых. В 8-9 лет мы помогали на покосе ворочать и сгребать ряды, грузить и возить волокуши с сеном к месту стогования.
Чтобы встретить стадо и пригнать домой корову с телёнком и овец, ребятишек с покоса отпускали пораньше.

По осени наступала пора копки картошки, заготавливали её много – по 200-300 вёдер, забивая подпол под самую крышку. Рубили пару бочек капусты, закладывали на хранение много свёклы, репы, брюквы.
В летнее время и осенью на нас ложилась обязанность по сбору и сушке ягод на зиму: земляники, клубники, черники, черёмухи, калины. О том, что можно в зиму варить из этих ягод варенье, мы тогда даже не знали.
Во время летних каникул ребят в возрасте 10-12 лет нанимали работать в подсобном хозяйстве БМК: сажать, пропалывать, поливать, окучивать огородные растения и убирать урожай. Там велись табели, были нормы выработки. Бригадиры закрывали на нас наряды, и по завершении заранее определённых объёмов работ выдавалась зарплата (конечно, родителям). Также нас привлекали на работы в лесхоз: на сбор шишек, заготовку метёлок, веников, на посадку деревьев.
В зимнее время в наши обязанности входили: чистка снега во дворе (а также от ворот до дороги), чистка сараев (кард) и вывоз навоза в огород, кормёжка скотины и кур, вывод на водопой на речку к проруби коровы и телёнка. По снегу после первых морозов в выходные дни вместе со взрослыми мы на лошадях ездили в лес за сеном и дровами, которые двуручной пилой разделывали на чурбаки, потом кололи и складировали в поленницы.
Мы считали, что в обычные зимние дни, если не считать учёбу в школе и выполнение уроков, заданных на дом, особой нагрузки не было.

Наверное, старожилы помнят суровую зиму 1952 года. Тогда река Ишля промёрзла до дна, вода шла поверх льда и снова замерзала. Под угрозой срыва был весенний сплав древесины. Тогда был объявлен общедеревенский аврал. Чтобы спасти лесосплав, руководством леспромхоза было принято решение прорубить во льду желоб шириной и глубиной в один метр, общей длиной километра три. Стоимость выдолбленного кубометра льда для тех, кто это делал, была 90 копеек. И десятки людей семьями долбили желоб. Конечно, работа была выполнена в срок. А школьникам разрешили три дня не ходить в школу, поэтому мы с удовольствием работали на реке.

В семьях, где отцы погибли на фронте, выживать как в военное, так и в послевоенное время было тяжелее всех. Особенно без родственников. Дети помогали матерям вести хозяйство, у многих из них просто не было возможности посещать школу. В 14 лет кто-то уже устраивался на постоянную работу в посёлке или на станции, другие уезжали в Тукан, Инзер или в Белорецк. Для этих ребят детство заканчивалось очень рано. Они сами зарабатывали деньги, содержали не только себя, но и помогали семье. При этом имели право только часть заработанных средств расходовать по своему усмотрению, но гордились этим и по-особенному вели себя среди неработающих одногодков. Подражая взрослым, они пытались сквернословить и открыто курить, легко могли унизить малышню.
Но вскоре после окончания войны государство выпустило закон о всеобщем начальном, а затем и семилетнем образовании, и этих юношей посадили за парты. Было смешно и грустно видеть, как они сидели, с трудом умещаясь, на «галёрке» или «Камчатке» - так называли места на задних партах в классе.

Как одевались деревенские ребятишки? В годы войны детской одежды в сельских магазинах практически не было. Все щеголяли в нарядах с чужого плеча или перешитых. Зачастую это были не раз штопанные и ремонтированные телогрейки, ватные куртки. Зимой на ногах – подшитые валенки или пимы. Головные уборы – всевозможные шапки-ушанки, финки, малахаи. Девчата носили полушалки и шали. В холодную погоду под верхнюю одежду надевали жилетки, кофты, поддёвки. Маленьких укутывали платками или шалью поверх пальто и шубок. Девочки в морозы носили шерстяные вязаные чулки.
Летом мы надевали рубашки, пиджаки, кофты, юбки, штаны с поясом или лямкой через плечо; на голове – картуз, фуражка, платок или беретка. На ногах – разношёрстная обувь: кирзовые сапоги, галоши, ботинки, боты, тапочки, иногда лапти (в основном для работы в лесу). А большинство ребятишек с мая по сентябрь предпочитали на улице бегать босиком. После войны с одеждой стало получше. Кое-что появилось в магазинах, что-то привезли с собой фронтовики.
На нашей улице жили две портнихи, которые из ткани, появившейся в магазине, шили вещи для детей и взрослых.
Отмечу, что в обеспеченных семьях одежду и обувь покупали в городских магазинах, а ненужной и той, из которой дети вырастали, они делились с родственниками или с малообеспеченными семьями.
Мелкий ремонт одежды делали матери, а подгонку или перешивку – портнихи.
Для школы шилась другая, так называемая выходная одежда, за чистотой и хорошим состоянием которой был особый контроль и уход.
Конечно, для многодетных и малообеспеченных семей одеть ребятишек в школу было проблематично. Правда, тогда на штопанные вещи не обращали внимания, лишь бы одежда была чистой. Помню, что перед большими праздниками семьям погибших долгое время выделяли отрезы каких-то тканей и материальную помощь.
В школу мы ходили с портфелями, сумками. У кого-то были авоськи или мешки, главное, чтобы помещались тетрадки и письменные принадлежности. Учебников не хватало, выполнять домашнее задание по букварю, родной речи или арифметике мы собирались у тех, у кого эти учебники были.

Кордон, хоть и представлял собой единое поселение, негласно делился на несколько участков по 30-50 дворов. Нашу слободку или курмыш объединяло то, что большая часть домов шла единым порядком: от Косачёвой горы до переулка у молельного дома, включая сельсовет, школу, кузницу, леспромхозовский барак и магазин (рабкооп), а также несколько домов на косогоре.
В сторону горы Байсан у всех располагались покосы. Место заготовки дров (делянка) тоже было общим, как и выгон для коней и телят за речкой Ишлёй.
Ребята старше 14-15 лет держались отдельно от остальных, младших по возрасту детей, которых объединяли общие интересы и игры. Места сбора для игр, общения и совместных походов на речку или в лес были в районе барака, недалеко от магазина или на школьной спортплощадке.
Было принято, что, кроме официальных имён, у каждого имелось прозвище (кличка) или уличное имя. Так, Кольку К. звали Акулой, Шурку С. – Косым, Борьку Д. – Дибером (от немецкого die Beere - ягода), Вовку К. – Паном, а Лёшку – Соплёй. В какой-то мере это было удобнее и проще, потому что у нас в слободке Колек было четверо, Ванек – двое, Лёшек – трое, Шуриков (Сашек) – аж пятеро!
Бывало, играя в войну, увидишь, как из-за угла высунулась знакомая рожица, и кричишь: «Ту, Косой, ты убит! Вылазь!» И всё: у противника на одного бойца стало меньше.

Продолжение следует.

Фото из школьного музея Ишли.

Ещё больше новостей – на нашем канале. Читайте нас в Телеграм https://t.me/belrab