Белорецку - 260 лет

19 февраля 1861 года был обнародован царский манифест, которым Александр II отменял крепостное право в России. Казалось, что теперь всё встанет на своё место, всё будет ясным. На самом деле всё оказалось половинчатым. Крепостные получали свободу от господ, но оставались без земли, без средств к существованию.

На белорецких заводах манифест зачитывали крепостным рабочим с опозданием чуть ли не в полтора месяца. Рабочих собирали на заводских дворах, проходных и на площади перед зданием недавно построенной поселковой управы.
Вместо радости и ликования манифест вызвал всеобщее недоумение, глухой ропот, а потом и открытое возмущение. Рабочие многого не понимали. Требовали разъяснений, а разъяснения никто не давал. Одно все твердо поняли: они получили свободу от барина, но одновременно лишились земли и всех средств к существованию.
Вопрос же об оплате за труд на заводе остался совсем неясным. Неужели останутся прежние гроши?
Поскольку разъяснение не дали, рабочие заволновались. На работу выходили, но фактически не работали. Собирались толпами то в одном, то в другом цехе. Громко и азартно обсуждали сложившееся положение. Однако решить ничего так и не могли.
Время шло - заводы не работали. В Белорецк зачастили различные комиссии: из Оренбургской губернской управы, из Екатеринбургской горной управы, из Петербурга - от опекунского совета, из Верхнеуральской уездной управы. На этот раз все комиссии уговаривали рабочих перестать волноваться и приступить к нормальной работе.
Начальство больше всего беспокоило, что подходит время весеннего сплава, а работа стоит. Завод не готов к сплаву, а если не отправить готовую продукцию - заводы останутся без денег. Это больше всего страшило опекунский совет и заводскую администрацию.
Приняли решение: пойти на большой риск и по своей инициативе сделать рабочим ряд уступок.
Так, опекун завода Ренев от имени опекунского совета обещал рабочим временно (на три года) оставить за рабочими все земельные наделы, которыми они пользовались, и пока не брать арендную плату за пользование. Одновременно приехавшее начальство сделало заявление, что в ближайшее время последует государственная Уставная грамота, которая внесет ясность во все вопросы. Получив такие обещания, рабочие несколько успокоились и перед самым сплавом приступили к работе.

Заводы не работали почти месяц. За это время произошло одно событие, которое тоже сильно взволновало рабочих. Крепостной труд отменили, теперь пришло время рассчитаться за все жестокости и зверства крепостного управляющего Галанина, спросить с него за все издевательства над людьми.
В памяти рабочих тех лет остались фигуры верных хозяину людей – управляющих, десятников, сменных начальников («верховых»).
Обличенные неограниченной властью они фактически являлись «хозяевами» на заводе. Один из них - бывшей крепостной Парфён Галанин. По его приказу провинившихся секли прямо на территории завода в присутствии остальных рабочих. Он мог без всякого суда и следствия сослать в Сибирь. Тем, кто пробовал выступать против его действий, раздавал зуботычины, бил палкой. Часто вступал в разбор частных дел, которые не относились к заводским работам, а его слово принималось как закон.
«Наше дело Парфён судил!» - говорили многие, и это означало, что решение окончательное и пересмотру не подлежит. Будучи уволенным за свои «подвиги» опекунами, он в 50-летнем возрасте уехал в Верхнеуральск, где стал первым богачом и построил первую в округе крупчатую мельницу.
Интересен и такой факт. Людям приходилось не только работать на заводе, но и в хозяйстве «верхового». Осенью везли дрова, зимой – сено, весной трудились на пашне, а летом косили траву. А бывало и так, что «верховой» изо дня в день разъезжал по квартирам рабочих своего цеха, которые были вынуждены тратить последние свои гроши на угощенье начальника.

Опекун завода, раньше времени растолстевший и обрюзгший капитан Ренев, был ленивым и неповоротливым человеком. Как администратор он был слаб. Но больше всего боялся прямого общения с рабочими. Поэтому, как только выяснилось, что Галанин сбежал, Ренев немедленно назначает «верховым» завода приказчика Максима Карпыча Оголихина, одно-временно обязав его временно исполнять обязанности управляющего заводами.
Это был неудачный выбор. Как кричный мастер, Оголихин был прекрасным специалистом, правда, обладал пристрастием к вину. Став «верховым» и даже управляющим, он перестал стесняться. Ежедневно на работу выходил нетрезвым. Напивался и на работе. Во время запоя был страшен, с подчиненными вел себя зверски, был жесток, мстителен, отличался распутством. Рабочие таким назначением были недовольны.
Тем временем весна 1861 года вступала в свои права. Таять начало поздно, зато бурно. Опасения старожилов оправдывались: в самый разгар сплавных работ одну за другой сорвало плотины на Узянском и Кагинском заводах.
Огромные валы воды разрушили причалы и гавани со всеми постройками. Вода смыла и унесла огромные запасы лесоматериалов, дома и надворные постройки. Погибло много людей, ещё больше домашнего скота.
В Узяне вал воды был особенно высок и мощен. Завод за несколько дней был затоплен. Доменные печи оказались подтоплены - произошел взрыв, а потом «закозление» их остывшим чугуном.
Тяжёлые разрушения и большие жертвы были в Каге. Завод был полностью разрушен и не мог быть скоро восстановлен.
Пострадал и Белорецк. Однако плотина выдержала большой и длительный по времени напор воды. Пострадали только «отчальная гавань» и часть Нижнего поселка вокруг неё.
Главный ущерб был на сплаве. Не все барки успели благополучно уйти. Вышедшая из берегов река затопила речную долину, повсюду из воды торчали стволы деревьев.
Главное русло реки даже опытные лоцманы не всегда могли определить в общем разливе воды. Много барок разбилось о скальные берега, часть была выброшена на отмели за пределами русла реки. Больше всего погибло барок Узянского и Кагинского заводов, когда огромным валом воды их выбросило из гавани неготовыми к сплаву. На некоторых отсутствовали даже команды сплавщиков.
Потом, когда отбушевало весеннее половодье, река вошла в свои берега и обмелела, все лето по ней собирали барки, вытаскивали из речных омутов ящики с гвоздями и другими железными изделиями, ставили по берегам большие лиственные кресты погибшим сплавщикам. Такого трудного сплава не было за все сто лет работы заводов. Белорецкие мастеровые вынуждены были приютить в своих домиках семьи кагинских мастеровых, оставшихся без своих кормильцев.
Лето и осень этого года тянулись нескончаемо долго. Все чувствовали неуверенность в завтрашнем дне. Даже Оголихин, хоть и был всегда нетрезв, старался не обострять отношений с недовольными рабочими. Тем не менее он сумел быстро укрепить своё положение на заводе, прибрал к рукам и недовольных рабочих, и самого Ренева.
Однажды он сорвался, что навсегда определило отношение к нему всех мастеровых. Случай этот произошёл с молодой работницей - коногоном на отвязке готового металла. Звали её Маряткой. Была она сирота. Оголихин надругался над ней. Этот случай вызвал возмущение рабочих. Многие начали копить злобу против распутника «верхового». Позднее он «случайно» погибнет на горячей крице под водным молотом.

Летом 1862 года в Тирлянском, а потом и в Белорецком посёлках появились толпы нищих, просящих приюта и подаяний пострадавшим от стихийного бедствия. Лето было дождливое, ливни сменялись нескончаемыми моросящими осадками. Ненастье нависло над всем Южным Уралом.
Через белорецкую плотину всю вторую половину июня вода шла, как в самый большой весенний паводок. Наша плотина выдержала напор стихии, а вот северного соседа, Катав-Ивановский завод, постигла большая беда.
Неуверенность в завтрашнем дне, тревога за дальнейшую судьбу волновали белорецких мастеровых весь 1862 год.
Рабочие продолжали работать вполсилы. Заработки были нищенскими. Все больше надеялись на свои усадьбы и земельные наделы, хотя и чувствовали, что пользуются ими, наверное, последний год. Плохая работа наглядно обнаружилась ещё весной.
Когда пришло время сплава, сплавлять было нечего. Едва набралось годовой продукции на 10-15 барок. В последние годы их сплавляли по 30-40. Летом и осенью поползли слухи, что скоро будет введена какая-то Уставная грамота, которая сразу разрешит все сомнения рабочих. Эту грамоту на заводе ждали целый год.
25 ноября 1862 года на Белорецкий завод приезжает высокое начальство с большой свитой сопровождающих - разных мастей чиновников. На заводе объявляется нерабочий день. Всех рабочих сгоняют на общий сход, где в торжественной обстановке после молебна зачитывают Уставную грамоту.
Места грамоты, касающиеся мастеровых Белорецких заводов, зачитываются несколько раз подряд. После этого рабочих обязывают принятием особого решения подтвердить своё согласие с Уставной грамотой и закрепить всё подписями. Поднялся невероятный шум. Рабочие кричали, что их снова обманули.
В знак протеста прекратили работу, но на завод приходили ежедневно. Толпились по цехам, у печей, у молотов. Продолжали обсуждать грамоту. Никакие уговоры немедленно приступить к работе на них не действовали.

Что же случилось? Чем Уставная грамота не понравилась рабочим? Она четко устанавливала, что все заводские рабочие, получив волю, лишаются права на землю. Вся земля под заводами в количестве почти 211 тысяч десятин является собственностью помещиков Пашковых. Все рабочие живущие в посёлках Ломовка, Николаевка и других мелких населенных пунктах, объявляются крестьянским сословием. Они обязаны работать на земле и платить государству все крестьянские подати и налоги. А свою землю они должны выкупить или арендовать у Пашковых.

Все рабочие, живущие в Белорецком и Тирлянском посёлках, относились к мастеровому сословию. Пашковы должны были им выделить чуть более одной тысячи десятин под усадьбы и огороды. А рабочие выплатить Пашковым за эту землю более трёх тысяч рублей серебром

Волнения рабочих вылились в решение - немедленно направить к царю-батюшке добровольцев-ходоков с жалобой на действия его «слуг-обманщиков». И до их возвращения Уставную грамоту не принимать.

После нескольких дней бурных обсуждений в первых числах декабря 300 человек добровольцев-мастеровых двинулись к царю с жалобой. Путь до Петербурга далекий и трудный - не вдруг дойдешь, а тут ещё суровая зима. Самый короткий путь через леса и горы - на Ишлю, Инзер и дальше через Архангельское на Уфу - зимой страшен и непроходим. Там и летом путной дороги нет, а зимой тем более.
Оставался единственный, много раз проверенный - через Магнитный рудник, вдоль реки Урал до Оренбурга, а там на Самару. Путь самый длинный, но и самый надежный - по богатым казачьим станицам, где хлеба, жилья и тепла вдоволь. Этот путь и выбрали. До Магнитной доехали с порожним обозом рудовозов. Рассчитывали и дальше так ехать, однако уже в станице жалобщиков встретили казачьи конные сотни.
Пока собирались в дорогу, начальство успело принять меры. Казачьи части ссадили ходоков с подвод и пешим строем вернули обратно в Белорецк. Попытки сопротивления были немедленно пресечены нагайками и шомполами. Никакие уговоры, объяснения и просьбы пропустить их на поклон к царю не помогли.
Не удался и побег самых активных жалобщиков. На этот раз с белорецкими ходоками расправились со всей жестокостью, топтали конями, пороли нагайками, били плашмя по головам шашками. Избитых, изувеченных и обмороженных их доставили на санях в Белорецк.
В заводском поселке всех жалобщиков переписали и на время отпустили по домам. Только поротых беглецов, как главных и более решительных зачинщиков, бросили в каталажку. По их делу тут же было начато следствие.
Эти события взбудоражили всех мастеровых заводов. Работы опять были прекращены, заводы вновь встали.
На помощь заводскому начальству вскоре приехали становой начальник, горный инспектор, мировой посредник и ещё десятка два разных чиновников.
За уговорами прошёл весь декабрь и январь 1863 года. Заводы продолжали стоять. Двухмесячный простой приносил большой ущерб и опекунскому совету, и Пашковым, лишая их своей доли доходов.
Местное руководство заводами - приказчики, мастера и верховые - оказали усиленный нажим на опекуна Ренева, настаивая, чтобы он снова уговорил опекунский совет договориться с Пашковыми разрешить рабочим временно пользоваться землей бесплатно - на прежних условиях. В феврале такое согласие было достигнуто. Рабочие приступили к работе. Однако производительность заводов падала. Начатая реконструкция ещё не успела дать ощутимых результатов.
К весне 1866 года успели ввести в строй две пудлинговые печи, две газосварочные, три воздуходувные машины, обжимный и отделочный прокатные станы. Однако эти нововведения ещё не давали отдачу. Старое же кричное производство было порушено и уже не работало.
Опекунскому совету стало ясно, что дальше успешно управлять убыточными заводами он не может. Перед ними всё чаще со всей очевидностью рисовался выход из положения - передать Белорецкие заводы конкурсному управлению. Тогда появлялись полномочия правительства решать вопрос, что делать с такими убыточными заводами: закрыть их, продолжать поддерживать или продать более предприимчивым и более богатым хозяевам.
Таким образом заводы, ранее имевшие миллионные доходы, первоначально по вине прожигателей жизни, а затем по вине сменивших их бездарностей оказались в таком тяжелейшем положении.

В 1870 году на выставке в Санкт-Петербурге продукция Белорецкого завода была удостоена Большой серебряной медали.
Суточная производительность двух белорецких домен составила семь тонн.
Годовая выплавка чугуна на Белорецком заводе - 172 тысячи пудов.

В феврале 1874 года в губернской газете «Оренбургские вести» появилось следующее объявление: «С.-Петербургская сохранная казна объявляет, что в оной будет продаваться с аукционного торга заложенное и просроченное имение колежского советника и гвардии ротмистра Сергея Ивановича Пашкова, состоящее в Оренбургской губернии Верхнеуральского уезда, Белорецкий и Тирлянский заводы с деревней Ломовкой и селом Берёзовское, при коих земли с 177.002 дес. на коем долга сохранной казне состоит 713.086 рублей».
Для покупки и управления заводами было учреждено «Акционерное общество Белорецких железоделательных заводов Пашковых».
Устав данного общества был утвержден 15 февраля 1874 года императором Александром II. Учредителями выступили банкирский и торговый дом Вогау в Москве и сын владельца заводов отставной гвардии ротмистр В.С. Пашков.
Управление Обществом было возложено на выборное правление из пяти лиц, постоянно находящихся в Москве. В его состав вошли Гуго Вогау, его родственники и доверенные лица М.Ф. Марк, Р.М. Марк, Р.В. Герман, К.А. Банза.
Уплатив казне 999238 рублей, акционерное общество стало полновластным хозяином Белорецких заводов со всеми землями и рудниками.

В 1880 году выплавка чугуна на Белорецком заводе выросла до 520 тысяч пудов, а железа - до 400 тысяч пудов в год

В 1881 году был организован новый вид производства - тянутой проволоки и гвоздей. Для этой цели был построен на реке Нуре опытный деревянный завод. За пять лет работы завод ежегодно производил до 1160 тонн тянутой проволоки и до 830 тонн гвоздей.
Началось строительство углевыжигательных печей, называемых углесидными. Строились они из кирпича в лесу.
В 1882 году на Белорецком заводе был пущен в эксплуатацию прокатный цех, где были установлены крупносортный, мелкосортный и проволочный станы. Они приводились в действие при помощи воды, для чего был выбран специальный ларь, который соединялся через плотину с прудом. В нём были поставлены деревянные колёса, при вращении которых через главный вал приводился в движение прокатный стан.
Энергия воды использовалась для работы хвостовых молотов, которые ковали крицы в кричном цехе.
В 1883 году впервые на Урале на Белорецком заводе стали производить прокатку проволочного железа.
Управляющим Белорецким горным округом был назначен Аксель Эмильевич Гассельблат (1848-1901 гг.)

В 1888 году на Белорецком заводе были изменены профили доменных печей со значительным увеличением объёма. Появились две воздуходувные машины - паровая и с водяным приводом. Для нагрева воздуха были устроены аппараты из трёхрядных чугунных труб, нагреваемых доменным газом и дровами. Все контуазские горны были заменены 12 шведскими двухфурменными. Имелось пять одноместных печей. Выплавка чугуна на заводе составила 1,5 млн пудов, выделка железа - 680 тысяч пудов.

Резолюцией Оренбургского губернатора от 5 июня 1888 года на заявление от конторы Белорецкого завода была открыта библиотека для чтения, которая находилась под наблюдением управляющего заводами.

Более ста лет назад белоречане выполняли заказы для украшения фигурным чугунным литьем оград дворцов дворянских особняков в Санкт-Петербурге

В 1890 году на Белорецком заводе была построена третья доменная печь, которая имела более современный вид. Шахта покоилась на пяти чугунных колоннах. Стены её состояли из одного ряда кирпичей. Кожуха не было: шахта скреплялась колёсными обручами, положенными через один ряд кирпичей. Все печи обеспечивались горячим дутьём.
На литейном дворе, около доменных печей, находилась литейная мастерская, где ежегодно производилось 60 тысяч пудов различного литья из чугуна.

В Белорецке было организовано «Общество потребителей», во главе которого стал социал-демократ Василий Косоротов.
Вскоре в посёлке открылось двухклассное министерское училище. Возглавил его М.А. Зудилин.
Для удобства приезжающих возчиков в 1891 году была устроена чайная в отдельном здании на базаре, где они, кроме того, находили бесплатный кров для себя и своих лошадей. Раз в неделю по воскресеньям там устраивалось народное чтение с туманными картинами.
В 1894 году на Белорецком заводе вступила в строй мартеновская печь емкостью 915 пудов (15 тонн). Шихта загружалась в холодном виде. Подача шихты к печам производилась на лошадях. Для этого были сделаны крытые эстакады с наклонным въездом. Топливом был генераторный газ. От генераторов газ подавался к печам по подземным каналам. Сталь выпускали в ковш, установленный на тележке, которая передвигалась по рельсовому пути. Под тележкой была расположена канава с изложницами.
Слитки стали отливались весом до 7 пудов (110 кг), высотой полметра. В изложницу одновременно отливалось четыре слитка.

В 1896 году численность населения Белорецка - 15 тысяч человек.

По количеству учеников, обучающихся в школах, можно судить, что в Белорецке и Тирляне в конце 19 века было почти одинаковое число грамотных людей.

Белорецкий завод
Мужское двухклассное училище (1890 г.) – обучалось 156 детей рабочих, посторонних детей – 23. Всего – 179 детей.
Женская министерская школа – обучалось 73 ребенка.
Церковно-приходская школа (1889 г.) , всего обучалось 125 детей рабочих.

Тирлянский завод
Мужская церковно-приходская школа (1873 г.) - обучалось 158 детей рабочих, посторонних – 20. Всего – 178 человек.
Женская церковно-приходская школа (1885 г.) - обучалось 62 ребёнка из рабочих семей, посторонних – 13.
Всего – 75 человек.

Слова, которые мы приводим ниже, широко употреблялись белоречанами в разговорной речи в дореволюционное время. Даже в наши дни от старых людей мы еще можем их слышать:
залавок – место хранения посуды на кухне,
обмишурился – ошибся,
восетта – в прошлый раз,
отудобили – спасли умирающего,
шарыжка – удача,
поплеуха – пощечина,
загнетка – шесток у печи,
взбулгачил – побеспокоил.

19 сентября 1883 года жителей Тирлянской улицы Белорецка постигло большое несчастье.
Огонь «великого пожара», как его тогда назвали, начавшийся с южного конца посёлка, слизывал строение за строением и дошёл до поперечной улицы Неудачинской (ныне улица Косоротова).
Пожаром было уничтожено 200 домов с надворными постройками. В то время эта местность называлось Великой горой, и люди говорили: «Горит Великая гора».

Инициатором постройки церкви в Белорецке в начале 80-х годов XIX столетия стал Вениамин Григорьевич Шишкин.
В течение десяти лет он прослужил в Белорецке мировым посредником, а затем председателем Верхнеуральского уездного по крестьянским делам присутствия.
Одна из улиц посёлка была названа его именем - Шишкинская. Сам Вениамин Григорьевич был захоронен на церковном кладбище, которое находилось недалеко от церкви, на месте нынешней Аллеи Героев (белоречан – Героев Советского Союза).
Здесь стоит заметить, что церковь и кладбище были разрушены в марте 1929 года, а кирпич пошёл на строительство столовой и 48-квартирного дома.

По материалам книги Андрея ТКАЧЁВА.
Использованы архивные фото.