Спустя 12 месяцев полноценных боёв приходится утверждать, что такого разворота событий обе воюющие стороны не предполагали. Центром кровавых столкновений, конечно, остался Донбасс, который необходимо вернуть к административным границам согласно Конституции новых регионов. С немалыми жертвами взяты Попасная, Волноваха, Лисичанск, Мариуполь. Идет сражение за Артёмовск. Уже год бьёмся у Марьинки и Авдеевки. Специалисты подсчитали, что за время спецоперации из ДНР и ЛНР в Россию, Украину и за дальние рубежи выехали четыре миллиона человек.
Самое время напомнить, что после Сталинградской битвы, 80 лет назад, в феврале 1943 года, Красная Армия первый раз выдавила нацистов с этих территорий. Но войска вермахта были еще сильны и контрударом отбили ряд крупных промышленных центров нашей страны – Красноармейск, Славянск, Краматорск. Для руководства боями за богатые углём и чернозёмами районы Гитлер специально лично прибыл в Запорожье.
Второе наступление наших войск, окончательно очистившее Донбасс от фашистов, проходило в августе – октябре 1943-го. Таким образом, большая война четыре раза прокатилась по этой многострадальной земле. Артналётами и бомбёжками разрушили сотни предприятий, оставили без жилья большую часть населения. В ходе боев погибли 66 тысяч наших солдат и свыше 207 тысяч человек были ранены.
К примеру, от полумиллионного населения областного центра Сталино осталось 175 тысяч жителей. Под моим родным городом Красноармейском с 11 по 22 февраля 43-го шли тяжелые танковые бои. Главная площадь города с тех пор носит имя погибшего здесь командира 14-й танковой бригады Героя Советского Союза В.И. Шибанкова, а в 1965 году в память о сражениях там был установлен танк Т-34.
В моей памяти - автобусная пересадка в северном районе Донецка весной 1958 года (позже там появился Северный автовокзал). По широкой, еще не знающей асфальта площади паровоз тащил с десяток вагонов с углём от ближайшей шахты. От построек предприятия был восстановлен лишь высокий копер, огромные колеса которого поднимали из глубины шахтные клети. О том, что мы находимся в городе, напоминал полусгоревший то ли двух, то ли трехэтажный дом. На переезде заглохла полуторка, шофер которой кривым стартером суматошно пытался её завести. Ему повезло: шедшие по путям со смены горняки, поднатужившись, столкнули грузовик с переезда. Мне было всего лишь пять лет, но я это помню… После освобождения областного центра от немцев прошло уже 15 лет, а Донбасс всё ещё не избавился от руин.
Теперь, через 80 лет, площадь у Северного автовокзала выглядит по-другому. В центре – скульптура: на вытянутой руке шахтёр держит кусок угля. И надпись: «Тепло и свет даём мы людям».
В те годы мы с матерью Надеждой Хомовной ездили немало. Сидели однажды в ожидании поезда в Харькове. Разглядывали огромную копию картины кисти Юрия Непринцева «Отдых после боя». Её разместили на вокзальной стене. Нарисованных героев вполне уместно дополняли снующие между рядами безрукие и безногие инвалиды войны и множество офицеров, следующих с семьями к месту службы: кому - на Восток, а кому – на Запад.
Почти у каждого вокзала в ту пору были скульптуры Скорбящей матери. Мне думается, именно с тех пор нашу страну приговорили воевать всегда. Тем более что цепь конфликтов, в которых России приходилось участвовать, почти не прекращалась.
Невольно вспоминаю одного из воспитателей санатория в Крыму, где мне пришлось встречать 1968 год. Нас, 12-14-летних пациентов детской здравницы имени Сакко и Ванцетти, привели посмотреть мемориал «Красная горка». Там в войну были расстреляны жители Евпатории. Фронтовик почти не разговаривал с нами, больше воспитывал внешним видом и ходил, опираясь на палочку:
- Я помню начало войны… Все мужики оживились. Рвались в бой. Боялись опоздать. Какие там немцы! Шапками закидаем. Вон у нас какие танки и самолёты! Уже через неделю воевать будем на чужой территории! Вот тебе и шапками закидали! - повторил воспитатель, показывая на огороженный невысокой траурной стенкой овраг, в котором лежали 12 тысяч жителей города.
В тот же день он привёл нас и к памятнику евпаторийскому десанту. Тогда на пьедестале стоял матрос с гранатой в руках. Сейчас на этом месте новый монумент.
– А здесь матросов закопали живыми… Тех, кто уцелел после высадки на берег и после боя. Два дня они держали город. Штаб был в гостинице. Но подмога из-за шторма не пришла. Всего их было тысяча человек…
Еще один ветеран с медалями, который передвигался на костылях, приходил к нам в шестой класс вести уроки пения. Песню почему-то мы учили одну: «Эх, дороги, пыль да ту-у-уман. Холода, тревоги да степной бу-у-рьян».
По правде сказать, войной Донбасс жил не всегда. Страшное и плохое забывается быстро. Зато минуты спокойствия и счастья мы помним очень долго.
Любили мы мальчишками бегать на вокзал, чтобы посмотреть, а бывало, и проехать в поезде. Событие это превращалось в маленький праздник. В Красноармейске была крупная узловая станция, электричек в 60-е годы было еще мало. Пригородный поезд Кураховка-Ясиноватая, состоящий из трёх вагонов, тащил большой, красивый паровоз с большими красными колесами и звездой впереди. И хотя вагонов было мало, зато шума, пара и дыма от него - в избытке. Шахтёры, играя в карты, ехали со смены, бабушки с базара везли гусят и поросят, студенты не спешили в свои училища. Много позже вместо паровоза пошёл модный, тихий и красивый дизель-поезд. Но состав пассажиров почти не менялся.
В общем, неплохо мы жили в 70-е, когда зарплаты у людей стали подрастать. Трудились по большей части на шахтах и стройках, учились, женились, кое-кто уже и «Москвич-408» купил. А кому деньги нужны были большие, летели на самолетах или ехали в Сибирь на нефть, газ и золотые прииски. Ездили наши люди и на шахты Шпицбергена.
Большая война стала забываться. Скульптуры Скорбящих матерей в скверах и у вокзалов как-то незаметно исчезли. Вместо них в парках воздвигли помпезные мемориалы, зажигали вечные огни.
В городах Донбасса многие вывески, особенно на госучреждениях, были на украинском языке. И напрасно некоторые из наших московских политологов (тот же Михеев) утверждают, что украинский язык и литература – некие искусственные коммуникации, придуманные большевиками для обособления новой национальности. Всё это имеет глубокие народные корни. Массовыми тиражами выпускались пластинки народных и популярных украинских песен. «Червону руту» пели во всем Союзе! Мы каждый день вставали под радио «Говорить Кыив». На полках магазинов и в библиотеках было много национальной литературы. Была и у нас школа № 2 с преподаванием на украинском. При этом знания по украинскому, русскому языкам и литературе неплохо давали и в рядовой школе № 3 Красноармейска. Помню, в сентябре в наш седьмой «В» зачислили трёх девочек и двух пацанов, приехавших из других регионов - Казахстана, Вологды, Нижнего Новгорода. Ехали на Донбасс люди. Им же украинский стал немалой нагрузкой. Но ничего! Учителя понимали, что важнее и нужнее для поступления в учебные заведения или для общения со сверстниками.
Дело, конечно не в национальности! «Украинизацию» с помощью огромных денег сделали агрессивной заокеанские политтехнологи. Теперь уже всем известно, что ненависть к москалям начали внедрять англосаксы, действуя с центральной и Западной Украины. Ещё до распада Союза и незалежности Украины их денежные мешки проникли на этажи киевской власти.
Нам же было не до Украины... Много было других дел. Все зарабатывали деньги. Тема национализма была убрана в долгий ящик. Чтобы противостоять этой агрессии, мало побеждать на полях сражений. Главные бои предстоят за души людей.
Леонид ШВЕЦ.