Гариф Ахметшин и его дети

Гюлькей Гарифовна, наверное, уже тысячная бабушка в моей журналистской практике. Неужели она сможет чем-нибудь удивить?А ведь удивила! Она рассказала о судьбах своих близких, и все эти истории достойны отдельной большой книги.- Начнем с моего папы, - взволнованно говорит женщина. Она несколько чеканит каждую фразу. Это, судя по всему, профессиональное. Наверняка была учительницей. Я смотрю на нее, и в голову приходят мысли, которые всегда возникают в такие минуты общения. Мы живем в век радикальной смены эпох. Передо мной – представитель великого поколения победителей. Это цельные, мужественные, сильные люди. Они умели верить и любить; они построили великую страну; у них была идея. Наше поколение (а мне чуть за 50) – это отражение прошлых побед в кривом зеркале. Свою страну мы бездарно сдали условным врагам, которые нам даже войну не успели объявить. Говоря словами поэта: мы ее прогалдели, пролузгали на площадях… Профукали! Как дикари, продали за жвачки, джинсы и всякую там кока-колу. Понимаю, что могу нарваться на возгласы протеста и обвинения в обобщении, но, согласитесь, факт остается фактом: мы были последним советским поколением, и у нас теперь нет той страны, где мы родились и где должны были умереть за целостность и величие своей Родины…

Женщина рассказывает о своем отце. Гариф Гиниятович был у-ди-ви-тель-ным! Я так восторженно, потому что даже сухие факты раскрывают перед нами настоящего башкирского просветителя, педагога с большой буквы! Судите сами. Кроме того, что он очень любил математику (преподавал этот предмет в школе), он еще занимался садоводством и овощеводством. По какому-то супер-современному в ту пору способу высаживал картошку на школьном огороде, когда еще жил в Ташбулатово. Это село было одним из пунктов на пути частых передвижений Гарифа Гиниятовича и его семьи. - Папа даже закончил в свое время агрономические курсы, - рассказывает собеседница. – Где бы ни работал, он обязательно разбивал при школе сад. А еще папа играл на скрипке и мандолине, пел народные песни, играл в драматическом кружке. Он постоянно совершенствовался как педагог, уроки проводил в ногу со временем, у него многие учились. Но кто-то писал на него и доносы, называя сыном кулака.Тут Гюлькей Гарифовна делает паузу. Потом рассказывает о своем дедушке.- Родом мы из Дуванского района. Дедушка был хазратом, служил в мечети и преподавал в медресе. Он совершил хадж в Мекку. У деда была замечательная библиотека, состоящая из религиозных и художественных книг. В первые годы Советской власти дедушка Гиният построил на свои средства в родной деревне семилетнюю школу. А когда началась коллективизация, его отправили в Сибирь.Гюлькей Гарифовна рассказывает о тех мытарствах, которые перенесла её семья после раскулачивания деда-хазрата: Салаватский район, Абзелиловский…

В каждой сельской школе, где работал её папа, сразу же происходили вулканические изменения. Появлялись драматические кружки, пришкольные огороды и свои столовые, что в ту пору было для деревни в диковинку. Гариф Гиниятович у одних своих коллег вызывал огромное уважение, у других – жгучую зависть. В 1932 году, скрываясь от доносов, их семья переехала в Белорецк. Воспоминания нахлынули на женщину. - Семье дали комнатку в сорока восьми квартирном доме, - вспоминает Гюлькей Гарифовна. - Там я и родилась. В квартире номер тридцать шесть. Всё хочу зайти, посмотреть, где я появилась на свет, но стесняюсь. А соседом у нас был некий Рыбаков. Мама рассказывала, что его потом отправили в Тукан. Папа и этот самый инженер Рыбаков (не помню, как его имя-отчество) сидели и отмечали мое появление на свет. Папа на-деялся, что родится мальчик, тем более в преддверии 23 февраля, но родилась я…Папа в Белорецке работал учителем рабфака, - продолжает она. - Знаете, где был рабфак?И не дождавшись ответа:- Старая милиция, знаете? А ниже, в яме - здание из красного кирпича. Вот это и был рабфак: рабочий факультет, там готовили к поступлению в металлургический техникум. Папа еще работал в образцовой школе. - А где была такая? – спрашиваю я.- Это, кажется, там, где Башкирская гимназия сейчас. Он также был активным корреспондентом нескольких газет, публиковал статьи и ребусы, а также математические задачи. Водил учеников в походы. А еще писал стихи. На одном из листков вижу стихотворение, написанное по-башкирски. Это Гариф Гиниятович прислал любимой дочке с фронта. В дословном переводе это звучит так: «Гюлькей, доченька моя! Птичка моя! Привет тебе издалека, с Запада! Победим мы фашистов и вернемся с Победой. И будем жить! Весело!» Гюлькей Гарифовна делает паузу. Ей хочется рассказать обо всем, она торопится, глядя на мой диктофон. Я выключаю его, чтобы не смущать.- В начале войны мы перебрались в Абзаково, папа получил новое назначение. Помню маленькую избенку, башкирский чувал, кровать, нары и сундук. Вот такая была домашняя обстановка у директора школы. И в очередной раз принялся он всех удивлять своей активностью. Опять драмкружок, школьный сад, опять косые взгляды отдельных коллег. Но - никакого ропота! Только работа, стремление к постоянному обновлению, прогрессу и неумолимое желание быть полезным своей Родине…

Вот написал это, перечитал и подумал: как же всё это отдает штампами прошлых лет. Эти фразы громким бубном стучали в каждом сердце: «Будь полезен Родине!»Но ведь это не выдумка! Именно такие были характеры в ту пору – неугомонные и дерзкие, закаленные ветрами революции и накалом Гражданской войны. Понятие справедливости всегда выходило за рамки личного опыта и личной обиды. Родина - прежде всего! Никакой обиды на Советскую власть у Гарифа Гиниятовича не было, хотя эта власть отняла у него отца. Более того, он всегда стремился стать коммунистом, но в партию его приняли только на фронте. - Маму в больницу положили, - продолжает Гюлькей Гарифовна. – Привезли сюда, в Белорецк. Там хирургом был, кажется, Мансуров. Ларионова тогда почему-то не было. У мамы ноги отказывали, так она потом всю жизнь молилась за этого врача…

Раздается звонок в дверь. Пришли сын Рифкат, его супруга Луиза и их внучка Маргарита. Знакомимся. Боже, как тесен мир! Рифкат когда-то работал вместе с Алексеем Кирсановым. Был такой знатный волочильщик. Помню, он приходил к нам в школу накануне очередного съезда КПСС, куда его избрали делегатом. Мы, советские дети, смотрели на него и думали: «Он скоро увидит живого Брежнева!»Бабушка Гюлькей поздравляет свою правнучку Маргариту: сегодня у нее день рождения.

Ну, а теперь абзац о войне. Хотя абзаца, пожалуй, мало. Война ярко-красным рубежом делит все судьбы этого поколения. Вернее, режет по живому. - Папа ушел на фронт, - продолжает Гюлькей Гарифовна. – Мама еще лежала в больнице. Директором школы стала моя сестра, а учителями – бывшие ученики, едва закончившие семь классов.Читаю письмо с фронта, Гариф Гиниятович писал по-русски.«Дорогая моя Фая! Дорогие мои детки: Гюльсесек, Азамат, Баши, Гюлькей и Лиля. Вам пламенный красноармейский привет! Теперь для меня ясно, что такое война. Возле нас летят пули, просвистывая, как ветер. Бойцы находятся на линии, на снегу, защищая нашу Родину от заклятого врага… А моя работа заключается в том, чтобы вести точный учет, некоторую перепись… Вот сегодня пришел в штаб, в политотдел дивизии, сделал переводы на башкирский язык «Памятки красноармейца» и «Военной присяги», чтобы объяснить бойцам на родном языке. Пишите мне почаще обо всем, как вы живете и как проводите дни, как идет учеба в школе. Вам надо учиться быть самостоятельными, для этого вы должны жить и работать дружно, не обижая друг друга, чтобы общими силами добиваться хорошей жизни…»Это последнее письмо. Даже не письмо, а благословение отца. Потом пришла повестка о том, что красноармеец Гариф Ахметшин пропал без вести. - Сидим, бывало, с мамой, - рассказывает Гюлькей-иней, - и она вдруг говорит: «Если жив мой Гариф, то он мне обязательно напишет, даст о себе знать». А прошли уже годы после войны… Она верила, что он напишет, объявится. Замуж не выходила, хотя к ней сватались. Мама была редкой красавицей! Она из казанских татар. А еще она была очень образованной, училась в свое время в русской гимназии. Русский язык в деревнях не знали, и мама была переводчицей. Особенно во время войны. Придет соседке письмо с фронта, она к маме бежит: прочитай! И вот мама читает соседке и тут же переводит. А потом и с ответом поможет. «Пиши, енге, мужу, пиши про меня, про деток пиши. Пиши, что, слава Аллаху, живы мы…Живы! И ждем нашего кормильца»…

А это мой знаменитый брат - Азамат-агай, - произносит тихо Гюлькей Гарифовна, глядя на фото степенного человека с орденами и уточняет: - Ему орден Ленина сам Шакиров вручал. Я тоже уточню, что Шакиров в Советскую пору – это сегодня Хабиров.Азамат-агай действительно человек знатный. - Он в городе Октябрьском был, как Кулеша в Белорецке, - незатейливо говорит Гулькей Гарифовна.Опять же уточню для молодежи, что Вадим Анатольевич Кулеша – это бывший генеральный директор БМК, почетный гражданин города.Азамат Гарифович начинал свой трудовой путь в Белорецке, на эвакуированном заводе, который размещался в годы войны в здании Дворца культуры. - Помню, придет он домой, мама ему таз с щелочью приготовит для мытья. А мы начинаем скоблить ножом его рабочую одежду, пропитанную маслом. Скоблим, скоблим, скоблим, а потом мама опять щелочь готовит, чтобы кипятить робу.Гюлькей Гарифовна говорит «щелочь», имея в виду щелочной раствор («щелок»), который готовили из золы. - Раз отправили меня к брату на завод, - продолжает она. – Мама сварила картошку (её ведь достать надо было), мне девять лет, прихожу, а там два входа, как и сейчас, один как бы служебный, где рядом окошко. Я брата увидела, он вышел, забрал узелок и сразу же в цех пошел, токарем был. Там рабочие и ночевали, домой уходили только, чтобы помыться…Прошли годы. Азамат Гарифович Ахметшин стал нефтяником. Защитил кандидатскую диссертацию, руководил ведущим отраслевым предприятием респуб-лики. Кстати, среди его воспитанников - нынешний олигарх, автозаправки которого красуются по всем дорогам страны. Богатый ученик даже приезжал на похороны брата в Октябрьский.- Я вам, наверное, надоела! – говорит Гюлькей Гарифовна. Ей хочется рассказать многое о своем отце, о знаменитом брате, о своем героическом поколении.

Она перебирает фотографии, путается в родственных связях.- Вот это Люба, - говорит она, показывая фотографию женщины-блондинки. – Красивая, да? Она жена моего внучка… А это, кажется, Настя… А вот Алёна, она, бедняжка, умерла от сердца.Читаю на обратной стороне фотографии: «На съемках фильма «Маршрут милосердия». Бабушке Гюлькей от внучки, актрисы Алёны Кузнецовой». Об этой семье, действительно, надо писать книгу. Напоследок Гюлькей Гарифовна рассказывает о себе, но говорит немного. Она работала учителем начальных классов - от первого до последнего школьного звонка:- С сентября 1959 года по июль 1989 года! – чеканит она по-учительски.Называет своих учеников, которые стали знаменитыми и которыми она гордится. Их много, всех не перечислишь. - Евгения Яковлевича Карепанова знаете? Мой ученик. Хороший мальчик, стихи читал, пел хорошо…

Игорь Калугин.

Фото из домашнего архива.