В ожидании светлого будущего

Очередь никто не любит, её ругают и высмеивают все: от обывателя до телевизионных сатириков. А ведь наше поколение практически родилось, выросло и возмужало в очередях за продуктами, промтоварами и государственными услугами.

И я вовсе не преувеличиваю, когда говорю о рождении. Этот рассказ сохранился в анналах семейной истории. Рождаемость в 1967 году была не чета нынешней: хорошая рождаемость была, и маму попросили посидеть и подождать, дескать, и до вас очередь дойдёт. И я, привыкая к порядку, покорно дождалась своего срока. А как только подросла до размера, когда могла дотянуться до прилавка и притащить домой двухлитровый пластмассовый бидончик с молоком, моей обязанностью было ходить в магазин за продуктами. Вот тогда я быстро освоила науку стояния в очередях. Во-первых, всегда хорошо идти с подружками, которых у меня в подъезде было сразу восемь человек-одногодок. Мы же помним, что рождаемость хорошая была без всяких выплат за детей, а рожали их для себя, а не для государства. И вот по утрам меня раненько будила бабушка, я заходила за Иринкой Голиной или Иринкой Рябовой, то есть за соседкой из 22-й или из 23-й квартиры, и мы отправлялись в соседний двор, куда ещё не приехала, но вскоре должна была прибыть бочка с молоком. То есть бочки нет, а очередь уже есть, и её хвост растянулся на весь двор. Я встаю за женщиной в красном мохеровом берете. Обычно стараешься запомнить человека по какой-нибудь примечательной детали в одежде, чтобы потом его не потерять. И тут же говоришь только что подошедшему дедушке, что за тобой ещё двое. Это на всякий случай. Если кто из девчонок проспит, а потом постарается встать с тобой. Обычно такое поведение вызывает быстро разгорающийся скандал, начинающийся со слов: «вы здесь не стояли». А мы, малышня, и подзатыльник могли получить за такой проступок, поэтому, наученные горьким опытом и старшими товарищами, сразу оговаривали возможность прихода кого-нибудь ещё. Потом всегда можно было развести руками и сказать, что она не пришла. «Вот и хорошо», - говорила соседка и подставляла свой бидон продавцу, разливавшему молоко специальным черпаком, в который входил один литр. Но в целом в очереди было весело. Мы успевали и поболтать, и поиграть, и покачаться на качели, которая стояла рядом. Правда, бывало и такое, что вернувшись после, как нам казалось, короткой отлучки, мы обнаруживали, что не можем найти тётеньку в красном берете. То ли она сняла его, то ли наша очередь уже прошла. Тогда надо было сделать жалостливый вид и даже разрешалось поплакать, чтобы тебя все же поставили обратно в очередь. Иначе молоко закончится, и тогда дома получишь нагоняй. А вот когда молоко в бидончике, то можно позволить себе весело провести время с друзьями, дома сказав, что очередь оказалась сегодня ну уж очень длинной. Но нельзя было забывать, что нужно отправляться в очередь за хлебом. Именно так: не в магазин, в очередь. Зато вчерашнего и чёрствого хлеба на прилавках не было, и хрустящая зажаристая корочка становилась достойным вознаграждением за твои труды. Так приятно было идти и грызть тёплую и вкусную горбушку, но всегда была опасность чрезмерно увлечься и схомячить почти полбуханки хлеба.

В очереди приходилось стоять как за самым необходимым: хлебом, молоком, колбасой, так и за лакомством, например, мороженым. Многие мои ровесники помнят бессменную торговку этим сладким продуктом на площади Металлургов, у ног которой стояли деревянные ящики с откидными крышками на ремнях, где покрытые инеем лежали картонные стаканчики с заветным пломбиром. И хотя деньги на такое баловство нам выдавались не часто, но позднее, когда молоко из бочек трансформировалось в стеклянные бутылки, можно было их заработать нехитрым способом, сдав пустую тару в магазин. Маленькая девочка Аля, ещё не умевшая считать, нашла на улице копейку и подошла к продавцу мороженого, а та сказала, что этого мало. Тогда она походила по площади и разжилась ещё парой монеток, но та снова сказала: «Мало, девочка». На что ребёнок с обидой ответил: «Жадина ты. Всё тебе мало». Так что товарно-денежные отношения уже тогда входили в нашу жизнь, причиняя неудобство, но в школе нам объясняли, что мы будем жить при коммунизме, где каждому дадут по потребности. И мы искренне в это верили и ждали, набравшись терпения.

Самые неприятные воспоминания об очереди у меня связаны с ситуацией, когда мама ставила в очередь, а сама уходила на пост в другую. И вот через какое-то время наступал тот страшный момент, когда очередь подходит, а мамы нет. И уйти нельзя, место в очереди потеряешь, и холодный пот прошибает от страха и волнения. Помните?Зато очередь в восьмой магазин за бананами была даже весёлой, хотя она тянулась через всю площадь. Ведь этот экзотический продукт мы собирались попробовать впервые. Но зелёные бананы были деревянными на вкус и совсем не напоминали весёлую песенку «Жуй кокосы, ешь бананы, наше счастье постоянно…» Правда, потом выяснилось, что их нужно разложить на газетки и ждать пока они пожелтеют. Но ждать было невмоготу.

Наверное, каждого белоречанина старше сорока лет можно разбудить и спросить, какую очередь он помнит больше других, и вам ответят: в хлебный на площади и молочный. Эти два магазина с высокими крылечками, на которых очередь смотрелась даже эстетично. Кстати, помню, что в очередях вырабатывался свой особый язык. Чуть позднее, в восьмидесятых, каждый остановившийся спрашивал: «Кто последний?» Тот отвечает: «Я». Присоединившийся говорит: «Я за вами», а потом спрашивает: «Что дают?». И почти всегда находился какой-нибудь интеллигент, который высказывал возмущение вопросом: «Кто последний?», считая его оскорбительным, и утверждал, что нужно говорить: «Кто крайний». Разговоры с соседями по очереди как правило определялись предметом вожделения. Так, в очереди за модными сапожками говорили о последних веяниях современной моды, а в очереди к врачу обсуждались симптомы болезни и народные методы лечения.

А вообще, советский человек привык стоять в очередях часами, а порой и по полдня. Особенно долго очередь тянулась, когда отпускался весовой товар. Мне всё время казалось, что продавщица движется очень медленно, перевешивает, несколько раз то отрезая, то добавляя кусочки масла, потом долго и тщательно заворачивает его в обёрточную бумагу серого цвета. А иногда находились слишком требовательные покупатели, которые зорко следили за малейшими отклонениями стрелки и просили снова перевесить и переложить продукт. Ты тем временем начинал их тихо ненавидеть, потому что беспокойная молодость хотела движения и выплеска энергии и протестовала против часового стояния на одном месте. И потому любому, попытавшемуся пролезть без очереди, все дружно давали отпор в самых нелестных выражениях. А потом появлялись наблюдатели, которые не давали пройти нарушителям. (Так и хочется сказать, что через границу, но тогда такой разделительной полосой был всего лишь прилавок.)Правда, такие дружинники обычно работали тоже не за идею, а за возможность самим взять товар хоть немного пораньше. Ещё была такая особенность, как двухвостые и даже трёххвостые очереди, которые как-то расталкивались в одну уже у прилавка и, конечно же, не без скандала и хаоса. Не могу сама утверждать, но очевидцы рассказывали, что в очереди за пивом словесными перепалками дело о нарушителях очереди не заканчивалось, а частенько перерастало в полноценную драку. И тем не менее общая цель сближала. В очереди заводились новые знакомства, там стояли и целыми семьями, ведь чем больше семья, тем больше продуктов можно было купить. Так как обычно устанавливались нормативы, например, килограмм колбасы в одни руки или две баночки сметаны. Очередь жила по своим правилам. При многочасовом ожидании люди писали на руке порядковый номер. Иногда очередь сама решала, сколько отпускать товара. Так что можно сказать, что это была первая гражданская инициатива. Если же вы располагали временем, то можно было встать в очередь несколько раз и приобрести продуктов с запасом.

Очереди за алкоголем — отдельная большая тема, особенно много их было в позднем СССР, когда в силу вступил «сухой закон» Горбачёва, и алкоголь продавали только в строго определённое время и в ограниченных количествах, из-за чего к магазинам выстраивались километровые очереди - стояли в основном за каким-нибудь креплёным 18-градусным вином либо за водкой. Ещё одно время было правило, по которому алкоголь в рабочее время не продавали никому в спецодежде, и поэтому компания из 3-4 страждущих старалась подослать в очередь кого-то «в штатском».Помнится мне до сих пор и талонная система, которую ввели в более поздний период. Сначала нужно было в домоуправлении отстоять очередь за талонами, а потом умудриться отоварить их. Причём, тут уже брали всё без разбора, и у меня до сих пор хранится на антресолях хозяйственное мыло, купленное мамой по талонам, но почему-то так и неиспользованное. Видимо, потом стали появляться стиральные порошки, или запасы, сделанные по привычке людей, переживших войну и разруху, превышали все мыслимые пределы.

Очереди в СССР были долгосрочные (стратегические), среднесрочные (тактические) и краткосрочные (оперативные). К первому типу можно было отнести очередь на квартиру, машину. В таких очередях люди стояли годами, а иногда и десятилетиями.Ко второму типу относились очереди на крупную бытовую технику, мебель. В таком случае речь могла идти о нескольких днях, иногда неделях. Каждому очереднику присваивался свой номер, который часто писался на руке ручкой. Составлялся список, и назначалось время переклички. Человек, пропустивший перекличку, считался выбывшим из очереди, и назад уже не принимался. Обычно в таких очередях люди становились близкими, даже в какой-то мере родными. Ощущение скорого счастья сближало.

Очереди в государственных учреждениях: почта, сберкасса, домоуправление, БТИ, регпалата – требуют отдельного рассказа. Но могу сказать, что они порой превращались даже в стихийные митинги, потому что речь шла о документах, а не о хлебе насущном.

Но всё же мне становится стыдно и грустно, когда я вспоминаю девяностые годы. Идя с работы, я сразу же направлялась в магазин «Славянка», потому что знала, что там стоит в очереди моя бабушка. Она занимала ее с утра, ждала, когда «выкинут» что-нибудь: молоко, колбасу, масло, синие сайгачьи полутушки, чтобы купить на всю семью. И когда я подходила к магазину, то через стеклянную витрину видела сгорбленную спину в стареньком драповом пальто с цигейковым воротником, голову, покрытую серенькой пуховой шалью, и мне становилось так жаль её и всех, кто вместе с ней простаивал в бесконечных очередях, так и не дождавшись светлого будущего.