Мы будем знать и помнить о них

Трудоспособное население спецпосёлков работало на лесозаготовках. Однако труд людей был организован плохо, инструмент зачастую выдавался непригодный к работе. Лесоразработки находились далеко от населенных пунктов (за 4-5 км), туда нужно было идти пешком. Плохим было и снабжение продуктами питания. Зарплата своевременно не выдавалась. Медицинское обслуживание практически отсутствовало. Тяжёлый труд, голод, сильные морозы зимой вызывали массовую смертность.

Благодаря стараниям Рифката Губайдуллина в Межгорье, на месте бывшей школы, был огорожен сквер и установлен первый памятник репрессированным. Рифкат Юсупович долго вынашивал план создания памятника на месте расстрела и захоронения репрессированных, где на холме, рядом со старым кладбищем, остались номерные могилы. Впоследствии они были взорваны, и не осталось никаких следов захоронения. Рифкат Губайдуллин ездил в Екатеринбург, Челябинск, Москву, знакомился с памятниками репрессированным, установленными в этих городах. Советовался с потомками сосланных в наши края, согласовывал с администрацией проект памятника. Идей облика мемориала было несколько. Путём коллективного творческого сотрудничества было принято решение создать каменный монумент с памятной надписью, посвящённой жертвам политических репрессий. Рифкат Юсупович и сам был репрессирован вместе с семьей, его бабушка и мать были раскулачены и высланы в Кузъелгу.

Сегодня потомки, дети и внуки тысяч безвинно осуждённых, также хотят сохранить память о своих близких и установить памятник в городе, куда смогут прийти и положить цветы. Инициативная группа уже подготовила свои предложения, о которых мы расскажем тем, кто заинтересуется вопросом и захочет принять участие.

А сейчас - слово Алие Минигуловой, которая собирает материалы о семьях репрессированных, чтобы воссоздать историю о близких и родных, попавших под молот истории. - Нам бы хотелось правдиво отобразить жизнь репрессированных, которым удалось уцелеть в жерновах политического террора, так как мы с детства знали этих людей лично. Читая публикации о Капкалке, я, в основном, видела в них художественный вымысел и очень немного конкретных фактов. Тогда и появилось желание собрать воспоминания очевидцев. Ведь зачастую те, кто прошёл через это, молчали, чтобы сохранить жизнь себе и потомкам. Тогда каждое неосторожное слово могло стать приговором. Я посвящаю свою работу моим уважаемым землякам, незаконно репрессированным, сумевшим преодолеть все суровые испытания, выпавшие на их долю. Мы, потомки, помним вас красивыми, умными и добрыми людьми. И я делаю первую попытку восстановить правду об этих событиях, собирая материалы и воспоминания о своих близких.

Выписка из списка «Мемориал» жертв политических репрессий.Моя бабушка, Дурликай Гиниятовна Муллагулова, 1878 года рождения, проживала в деревне Ново-Шахово Белебеевского района, была арестована в 1931 году и отправлена в спецпоселение Белорецкого района, вместе с ней туда отправили и сыновей Закея и Гильмутдина. Мама была замужем за Ахметзяном Вафичем Вафиным, тоже сыном репрессированного Мухаметвафы Аднагулова (дед Мухаметвафа был отправлен в ссылку в Сибирь на пять лет).Отец мамы Абзаутдин Муллагулов тогда уже был сослан в Соловки. Его след там затерялся. В живых деда больше никто не видел, весточки о нем никакой не было, судьба его неизвестна. По воспоминаниям мамы, дедушку пытали, чтобы узнать, где он спрятал золото, которого и в помине не было, даже привязывали к лошади и волочили по деревне. Дед имел крепкое крестьянское хозяйство, излишки сельхозпродуктов из своего хозяйства возил на рынок в город, где обменивал продукты на скобяные и другие необходимые для сельской жизни товары. Он был мастером на все руки: умелым плотником, столяром, печником и пчеловодом. Во дворе дома была выстроена летняя кухня, на приусадебном участке - небольшая пасека. Свои знания и опыт он передавал сыновьям. Они во всём ему помогали, и эти умения дали возможность им выжить в ссылке. Впоследствии дядя Закей стал в Кузъелге одним из первых и лучших пасечников. У деда и бабушки в родной деревне был хороший дом с резными наличниками на окнах, ворота и двери которого украшала металлическая чеканка. Климат в Белебеевском районе был сухим и жарким, что позволяло семье деда выращивать на приусадебном участке огурцы, помидоры, тыкву, даже дыни и арбузы. Дед был верующим и грамотным человеком, закончил медресе, знал арабскую письменность. Его дети тоже закончили медресе. У нас не сохранилось ни одной фотографии, но я представляю его высоким, красивым, как все его дети, голубоглазым, как дядя Закей. Местные власти и НКВД не ограничились ссылкой моего деда в Соловки, следом были репрессии в отношении членов семьи. Местным властям не давало покоя обеспеченное хозяйство, тем более, что им нужно было во что бы то ни стало выполнять план по раскулачиванию.

КапкалкаПо решению суда и согласно сфабрикованным местными властями документам и доносам, ни в чём не повинные бабушка и два сына оказались в одном из страшных мест Белорецкого района - в Капкалке (в переводе с башкирского «капка» - ворота, «капла» – закрой, отсюда словосочетание - закрытые ворота. В русской интерпретации звучало –Капкалка). Название полностью оправдало себя – это были ворота в ад. Спецпоселок создавался для работ по заготовке леса. Репрессированным, привезённым практически на голое место, вручали в руки пилу и топор и гнали на лесоповал под конвоем с собаками. У ссыльных не было соответствующих навыков валки леса, громадные ели, сосны и пихты часто при падении давили людей, и они умирали под деревьями, но это никого не волновало. Новых репрессированных присылали целыми семьями, процесс раскулачивания работал бесперебойно и отлаженно.В спецпосёлке комендантом был Лихин, который очень жестоко относился к раскулаченным, не считал их за людей и обращался с ссыльными как со скотиной, называя врагами народа. У лесорубов не было теплой одежды и обуви, работали в лесу в чём придется. Одежда была только той, которую успели надеть на себя при аресте. Оборванные, голодные люди валили лес, чтобы выполнить назначенную норму, вечером сами валились без сил на нары в бараках. Условия для жизни были ужасными: голод, вши, непосильный труд и мучения. Спецпоселок был полностью обнесен колючей проволокой, вокруг - круглосуточная охрана. Весной, когда появлялась первая зелень, съедалась вся трава вокруг. Паёк выдавался на день: 150 грамм - работающим, 25 - иждивенцам. В этих условиях большинство людей не выживали, умирали семьями. Каждое утро специальный возчик на телеге собирал трупы по домам и хоронил в общей яме.

КузъелгаВ 1934 году бабушку с сыновьями перевели в спецпосёлок Кузъелга, основанный в 1929 году. Там, в глухой тайге, было начато строительство времянок, а затем бараков для лесорубов. По воспоминаниям Раиса Талиповича Газизова, возведение бараков было начато заблаговременно. И в период с 1929 по 1934 годы строительство велось силами ишлинских плотников. Был создан Кузъелгинский леспромхоз, который подчинялся лесной конторе Белорецкого металлургического комбината. Леспромхоз занимался заготовкой брёвен, которые сплавляли по рекам Кузъелга и Малый Инзер. Также здесь производили отжиг угля для нужд комбината. Особенно много его потребовалось в Великую Отечественную войну. Металл, выплавленный на древесном угле, был высококачественным и как нельзя лучше подходил для нужд фронта. Комбинат работал бесперебойно, углевыжигательные печи - круглосуточно.Комендантом лагеря здесь был Городецкий. Ему доставляло удовольствие лично расстреливать раскулаченных, пытавшихся сбежать. Из всех комендантов спецпоселений Белорецкого района он был самым жестоким и деспотичным. Комендатура располагалась в бараке в начале Уральской улицы, там же были жилые помещения. Здание стояло на косогоре, откуда был хороший обзор на весь спецпоселок. Дом был большой, с просторными комнатами и вместительным высоким подвалом, где производились допросы арестованных. Это строение отличалось от других бараков красивой отделкой и лёгкими лестничными пролётами. Жилье коменданта охранялось круглосуточно. Во дворе комендатуры была каталажка, куда сажали людей за малейшую провинность и морили голодом. В начале Центральной улицы были построены два барака на двух хозяев для работников комендатуры, более благоустроенные внутри и снаружи, входные двери комнат соединялись верандой. Весь спецпоселок был огорожен колючей проволокой, о которую даже в пятидесятые годы ребятишки, бегая летом босиком, накалывали ноги. Жилья не хватало, репрессированные продолжали строить бараки. Люди умирали от голода, а склад был забит мукой и продуктами. Скудная норма пайка выдавалась не всем и не всегда. По указанию Городецкого муку ночами вывозили на реку Кузъелга и высыпали в прорубь. Делалось это для того, чтобы по отчетам всё сходилось, и недоданные пайки уплывали по воде. Городецкий люто ненавидел раскулаченных, попавших в его подчинение, постоянно унижал, попрекал и указывал им: «Вы все виноваты перед Советской властью и до конца своих дней будете отрабатывать эту вину». Кто не выполнял норму выработки на лесоповале, того кнутами забивали до смерти прямо в лесу, там же и закапывали.

Постепенно репрессированные начали осваивать процесс лесозаготовок. Из самых опытных были выбраны десятники и бригадиры. Михаил Фёдорович Трофимов (вначале он работал и жил с семьёй на Машаке), Анисим Яковлевич Коробкин и Константин Прокофьевич Никифоров работали бригадирами. Работы по заготовке леса стали вестись под их руководством по делянкам и номерным кордонам. Десятник и бригадир руководили валкой леса, разделкой хлыстов, обрубкой сучьев, которая велась вручную. Вальщиком леса работал Пётр Семёнович Богданов. Десятникам подчинялись возчики леса, которые на лошадях вывозили бревна из леса, грузили, разгружали и укладывали их в штабеля по берегам рек Кузъелга и Малый Инзер. Пётр Гаврилович Литвинов работал заведующим обозом. Ему подчинялись возчики Евгений Иванович Макушев, Халик Мазитович Мазитов, Сатлыков Асхат Назарович, Иван Прохорович Рощупкин, Роман Михайлович Сафонов, Семён Павлович Худобкин. Десятники, в свою очередь, подчинялись техноруку, который грамотно осуществлял раскряжеровку, разделку, обработку и переработку древесины. В Кузъелгинский леспромхоз входили лесопункты Кайлыш, Машак и Капкалка. На Кайлыше вначале лесозаготовкой занимались репрессированные. Левый склон горы Ямантау находился в пяти-шести километрах от поселения.

После войны Кайлыш заселили репатриированными и отсидевшими срок за тяжкие преступления. Здесь десятником работал Кутлиахмат Якупов. В 1956 году лесопункт Кайлыш закрыли, и население переехало в Кузъелгу. После этого на Кайлыше долгое время были сенокосные угодья Кузъелгинского конного двора. Ежегодно летом там заготавливали сено конюхи, в их числе мама Рифката Губайдуллина Маршида Сафеевна и сестра Раиса Газизова Умама Талиповна. Более крупным лесопунктом был Машак, он находился примерно в 18 км от Кузъелги. Там же располагалось и подсобное хозяйство, где было развито скотоводство и овощеводство, трудились на ферме семьи Калугиных, Павловых, Халитовых, Трофимовых, Филипповых, которые тоже позже переехали в Кузъелгу.