Записки командированного. Продолжение

Случайные встречи
Заканчивалась моя командировка в Харьков в институт «Гипротракторсельхозмаш». Была пятница. Начало сентября 1975 го-
да. Документы по технологической части строительства корпуса рессор и пружин должны были быть готовы и отпечатаны к концу рабочего дня. Впереди – два выходных, а в понедельник в УКСе Минсельхозмаша в Москве мне предстояло рассмотрение и согласование специалистами техуправления, главка, утверждение и регистрация проекта.
Внезапно пришла мысль: а не заехать ли по дороге в Москву навестить младшего брата в Курске? После окончания УГАТУ его распределили в Курск на три года работать на завод. Сказано – сделано! Позвонил брату:
- Чем занимаешься в выходные?
- В субботу утром иду на соревнования по лёгкой атлетике, потом свободен. А в чём дело?
- Я в командировке в Харькове. Если не возражаешь, вечерком подъеду, прибытие в 20 часов, а в воскресенье рвану на Москву.
Радости брата не было конца. Мы хорошо провели время, сходили на экскурсию по местам боевой славы Курской битвы.
Вечером через воинскую кассу мне достали билет на скорый поезд Днепропетровск – Москва. Попрощавшись с братом и его друзьями, я нашёл своё место на верхней полке купейного вагона. Время было позднее, почти все уже спали, но я обратил внимание, что кто-то в полусумраке купе меня внимательно рассматривает. Утром, за час до прибытия на Курский вокзал, объявили подъём. Началась суета: туалет, сдача постельного белья, подготовка багажа… Вижу: молодой человек с нижней полки снова присматривается ко мне. И вдруг:
- Простите, а вы в какой воинской части служили?
Когда я ему ответил, последовал новый вопрос:
- А Васю Чернигу не помните?
Я обомлел: этот пассажир – точно Василий, с которым мы почти год прослужили в учебке в одном взводе. Обнялись, присели. Не было конца вопросам: а помнишь это, а это?.. Начались воспоминания, ведь прошло уже десять лет после армии.
Мы были лучшими курсантами не только во взводе, отличниками боевой и политической подготовки, прекрасными спортсменами. Нам пророчили распределение по лучшим полкам нашей дивизии. Но всё случилось иначе. Расстались мы внезапно за месяц до окончания учёбы.
Как-то после обеда я услышал голос дневального по батарее: «Курсанта Калмыкова срочно к дежурному по школе!» Доложил замкомвзвода и бегом в соседний корпус, где капитан приказал срочно явиться к полковнику в особый отдел при штабе дивизии и выдал мне пропуск-предписание. Прибыл туда, доложил. Дежурный завёл к одноглазому полковнику, видимо, фронтовику. Тот полистал бумаги (наверное, моё личное дело) и спросил, как на допросе:
- Фамилия, имя, отчество?
Я ответил.
- Почему призван не со своим годом?
- Должен был призываться в команду 40, войска ПВО. Но руководство Белорецкого металлургического комбината в связи с острой нехваткой волочильщиков оформило на меня бронь на отсрочку от призыва, о которой я узнал уже после отправки моей команды.
- Под судом и следствием был?
- Нет.
- А родители? Кем они работают?
- Не привлекались. Оба имеют высшее образование, работают учителями в школе. Отец воевал, демобилизован по ранению в 1945 году, имеет 2 ордена и
7 медалей. Мама награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
- Военная служба не в тягость? Как служится? Спортом увлекаешься?
- Справляюсь. Теория и практика в норме. ВСК второй степени; член сборной школы по волейболу; по двоеборью выполнил норматив КМС; стреляя, целюсь левым глазом, у правого зрение 0,1 (почти слепой).
Полковник задал еще несколько вопросов. Я стою в недоумении: где я накосячил, за что вызвали? Особист потёр ладонью голову, взглянул как-то по-другому.
- Садись, курсант. Характеристика на тебя нормальная, командиры хвалят. Всё остальное, что я скажу, секретно. Это понятно? – я кивнул. – Дивизия должна представить кандидата для учёбы в спецшколе разведки и последующей работе за рубежом. Учиться 2-3 года, затем работа нелегалом или в посольствах под прикрытием. Там год учёбы идёт за два или даже за три. Зарплата высокая, 100% валютой той страны и 100% в банке Союза. Даём тебе два дня на раздумья. Ни с кем не советоваться, домой не звонить, результат доложить мне лично, - сказал полковник.
Вот это да! Конечно, такого я не ожидал. Два дня прошли как во сне. Мысленно представлял себя в роли шпиона. Для меня это значило, что в любую минуту могут схватить, арестовать и засадить в тюрягу на много лет. Короче, я отказался. А Василий исчез через несколько дней. Я тогда подумал, что он мог быть ещё одним кандидатом.
И вот – удивительная встреча! Василий рассказал, что окончил разведшколу в Московской области. По профессии – шифровальщик, работает в посольстве одной из стран Варшавского договора. Сутки работает, другие - сопровождает туристические группы, один день – отдых. Пять лет отработал в одной стране, теперь – в другой. Не женат, сейчас едет в Москву обустраивать новую двухкомнатную квартиру возле метро. Должен вот-вот прийти контейнер с импортной мебелью. Служить ему осталось всего два года, потом – военная пенсия.
Мы поболтали минут двадцать и расстались, как оказалось, навсегда… Я оставил ему свой адрес, но он ни позвонил, ни заехал.

Знакомство с бывшим танкистом
Встреча со следующим попутчиком произошла в начале 80-х годов. Ездил я в Петрозаводский ПКТИ по вопросу разработки проекта техперевооружения действующих цехов горячей навивки. В купе поезда Ленинград – Мурманск вместе со мной ехал на Онежский тракторный завод пожилой мужчина с протезом ступни левой ноги.
В Петрозаводск мы прибывали на следующий день утром. В пути – одна ночь, и я уступил нижнюю полку ему. Вагон постепенно заполнялся, в купе появились два молодых парня, бросив туго набитые рюкзаки на свои места, представились:
- Мы питерцы. Второй курс политеха. Едем группой посмотреть красоты Карелии.
Потом надолго исчезли, позволив нам спокойно поговорить. Попутчик назвался Фёдором и поведал историю своей жизни.
Он родился и вырос в Пензенской области, осенью 41-го уже воевал на Т-60 в знаменитой танковой бригаде, командир которой был дважды Героем Советского Союза. Танкисты с пехотой на броне в сопровождении стремительных героев-кавалеристов воевали с противником.
Совсем скоро Фёдор должен был пересесть на Т-34, но случилась беда. Танк подорвался на мине, и он с оторванной ступнёй оказался в госпитале всего в десятке километров от родного села.
- Вот на этом и закончилась моя военная история, - подытожил попутчик, закуривая очередную папиросу. – Через пару месяцев я женился, работал в колхозе трактористом. Жили мы в доме тёщи. До конца войны заимели двух дочерей. А потом всё круто повернулось…
Если коротко, то весной 1945-го
во многих сёлах провели собрания, где предлагали людям выехать на поселение в Прибалтику, на отвоёванные у фашистов земли. Новым поселенцам гарантировали бесплатную жилплощадь в сельской местности, пропитание, обеспечение тракторами и другой сельхозтехникой, скотиной, лошадьми. По договору можно было ехать одиноким, но лучше – семьями. На месте проживания будет всё как положено: магазины, школы, детсады и прочее. Отправка – эшелоном и автотранспортом, в пути – горячее питание. По договору там надо было отработать пять лет. Короче говоря, мы решились. Эшелон, теплушки, три дня поездки, глядя на разорённые войной города и сёла… - Фёдор внимательно посмотрел мне в глаза.
Он рассказал, что их привезли на какую-то станцию. Тех, кто захотел жить в деревне, оставили там, а других, кто собирался работать артелями или бригадами, посадили по три семьи в машины и повезли на какой-то хутор, который у немцев назывался фольварк. Там располагались три дома из красного кирпича, крытые черепицей, два большущих сарая, сад с плодовыми деревьями. Рядом – хвойный лес, кругом – поля.
- Нас встретили несколько солдат, попросили выйти. Потом нашу семью повели в дом. Там находились семь человек, как мы поняли, семья немцев. При нашем появлении они вскочили. Командир, провожавший нас, сказал, что всё, что находится в этом доме, теперь наше. Нам предложили обустраиваться и ждать прибытия руководства колхоза. Потом немцы собрали свои узлы, сумки и чемоданы и, не оглядываясь, пошли садиться в машину. Вот так мы прибыли на новое место жительства.
Посреди дома стояла печь, были койки, диван, столы, стулья, посуда, утварь. В бетонированном подвале имелся картофель и кое-какие овощи, приятно пахло копчёной колбасой. В сарае было полно инвентаря: плуги, косилка, грабли, вилы, топоры, веялка. Лежали брикеты торфа, дрова и тюки сена. В одном из сараев прятались под полом несколько кроликов. Были и стойла для лошадей и коров.
Через несколько дней прибыло начальство из района, пригнали две лошади, корову, две нетели, пару десятков кур. Пообещали к началу пахоты трактор и пятикорпусной плуг. Провели собрания, определили границы бригадных земель, объёмы и сроки посадки сельхозкультур, завезли семенной материал.
Сами понимаете, какая это проблема – создать хозяйство на новом месте. Почти как в начале войны проводилась эвакуация оборудование заводов и их восстановление на пустом месте, - вспоминал Фёдор.
Мы прервались на чай, который нам принёс проводник, а потом собеседник продолжил рассказ.
- Первая пахота мне запомнилась на всю жизнь. Мы всё проверили: работу трактора и механизмов плуга, досконально отмерили глубину вспашки – 24 см. Перекрестившись, я завёл трактор. Оркестр не играл. Зрителями были наши селяне. Я проехал с десяток метров, трактор задёргался, и тут я услышал дикие крики. Резко остановился, обернулся: боже мой, из-под лемехов торчат какие-то трубы. Заглушил движок, послали нарочного за агрономом. Оказалось, что в этих краях в связи с высоким уровнем грунтовых вод у немцев была создана дренажная система, и вспашка производилась на глубину 12-14 см. С этим столкнулись не только мы. В первый послевоенный год было много накосячено… Достаточно сказать, что при немцах эти земли давали до 32 центнеров урожая с гектара, а у нас с трудом наскребли восемнадцать… Но зато, посадив на этих участках капусту, мы получили урожай, о каком и не мечтали.
Через два года мы переехали в посёлок, дочкам пришла пора учиться. Меня тогда назначили бригадиром. Прошли годы, колхоз крепко встал на ноги. Основная специализация – овощная. Выращивали картофель и рапс. Животноводческое хозяйство большое, надо много обновлять и строить. Теперь я уже несколько лет работаю начальником стройуправления района. На пенсию не пускают, говорят: где мы найдём такого? – делится Фёдор.
А я мысленно договариваю: дурака…
- У нас сейчас несколько пилорам, мебельная фабрика, сами рубим лес, сами пилим, обрабатываем. И… всё. Хватит! – закончил мой попутчик.
- На тракторный вы зачем? – спросил я.
- Да гидравлика начала барахлить на трелёвщике и кое-какими запчастями надо запастись. А у меня здесь дочка главным экономистом работает, на-
деюсь, поможет.
- А с соседями-литовцами как живёте?
- Да никак. Они уже больше тридцати лет в Союзе, а всё живут старыми понятиями. Некоторые до сих пор при случае нас оккупантами кличут. Границы-то ведь нет. Они к нам ездят, мы – к ним. Кое-какие хозяйственные связи есть. А зайдешь в магазин (у них ведь лёгкая промышленность неплохо развита), увидишь, к примеру, свитер какой или рубаху, попросишь показать, а продавщица хвать эту вещь – и под прилавок: продано!
Помню, говорили лет пятнадцать назад, возле одной деревни схрон нашли, остался еще с войны. Дык там оружия всякого на роту было! А в одной скирде танк немецкий стоял. Всё смазано, боекомплект снарядов на месте, а под днищем две полные бочки с горючим. Ставь аккумулятор – и поехали!
В технике они слабоваты, поэтому наши МТС их и обслуживают, и ремонтируют всё, что движется: трактора, комбайны, грузовой автотранспорт, подборщики и мацепуры.
- А военное прошлое не аукается?
- Так у нас года три сапёры стояли, проверяли и поля, и леса. Каждую субботу в овраге взрывали то, что находили: мины, снаряды, бомбы. Две коровы на минах подорвались. Один пастушок уже в пятидесятых погиб: хотел на костре из снаряда тол выплавить... – говорил Фёдор.
По его просьбе я кратко рассказал свою биографию. А в Петрозаводске мы наскоро распрощались и разошлись по своим делам.
До сих пор помню этого хорошего человека и его оценку соседей, с которыми пришлось жить на новом месте.