-3 °С
Облачно
Антитеррор
АТП в Белорецке встает на ноги?
Все новости

Петрович

Сегодня в рубрике "Страничка позитива" рассказ Людмилы Лавровой

Петрович
Петрович

-Опять здесь валяется! Сколько ж можно-то? Пьянь! – Татьяна легонько пнула лежащего у двери Петровича.
Спящий сосед никак не отреагировал. Внутренний компас работал у Петровича идеально. До дома он вёл четко, но как только дверь подъезда захлопывалась за хозяином, отключался и категорически отказывался работать дальше. Жил Петрович на четвертом этаже, но отключался чаще всего в районе второго. Большого беспокойства он никому не доставлял. Кроме того, Петрович был культурен. Он никогда не пачкал пол и, проспавшись, тихонько уходил к себе. Жаловаться на него было бесполезно, да никто и не пытался. Петровича жалели...
Все, кто жил в этом доме, за редким исключением вроде Татьяны, которая переехала сюда совсем недавно, знали его историю. Старушки, сварив дома нехитрый супчик, отливали немного в банку и стучали в обшарпанную дверь на четвертом этаже.
- На, поешь!
Петрович принимал подношения с достоинством, неизменно целуя ту руку, которая протягивала банку. Правда, сначала дичился, обижался на жалость эту человеческую, а потом перестал. Ему было уже всё равно. Жизнь его закончилась в тот день, когда его жена Зина, переходя дорогу с коляской, успела только оглянуться на звук и стиснуть руку идущей рядом старшей дочки...
Водитель потом бил себя в грудь, клянясь, что и капли во рту не было. Чёрный от горя Петрович, подойдя поближе, с минуту смотрел ему в глаза, а после вышел из зала суда, несмотря на вопросы и строгие окрики судьи.
Запил он не сразу. До 40 дней держался. А потом купил три одинаковых букета, съездил к своим на кладбище, и жизнь для него перестала существовать в том виде, в котором она бывает у большинства людей. Смысл Петрович потерял, а целью стало - догнать своих, как он говорил.
Только почему-то догнать не получалось. Он всегда был здоровым и крепким. И решил бы Петрович этот вопрос кардинально, но батюшка, который отпевал жену и детей, категорически запретил даже думать об этом.
- Нельзя! Грех! Тогда не увидитесь...
Петрович почему-то ему крепко поверил и решил, раз нельзя самому сразу, то приблизить этот момент ему точно никто не мешает. Мужики говорили, что станет легче. Соврали, черти. Не становилось легче.
На заводе его тоже жалели, переводили с одного места на другое, лишь бы дать хоть какую-то возможность заработка. Уволить рука не поднималась ни у кого из начальства.
Переезд Татьяны с мужем в соседнюю квартиру он попросту не заметил. Татьяна была первой за долгое время, кто возмутился тому, что происходит.

Татьяна с самого детства видела перед собой пример родителей, которые один за другим спились, бросив на произвол судьбы троих детей. Из всех троих только у нее жизнь хоть как-то сложилась. А всё почему? Потому, что не ныла она и не ждала нико-
гда милости от природы. К тридцати годам у нее был муж, двое детей, а теперь - своя квартира. И рефлексировать, жалеть себя Татьяне было некогда, хотя жизнь ее была совсем не сахарной.
Старший сын родился больным. Врачи говорили ей, что порок сердца – это не приговор, и мальчишка при правильном уходе будет жить долго, но она никому не верила. А всё свое бабье жалостливое сердце отдала на то, чтобы ее мальчик каждый день был счастливым. Дочка, которая появилась на свет незапланированной, стала для Татьяны дополнительным подспорьем в ее борьбе за сына.
Максим рос очень тёплым, рядом с ним даже суровой Татьяне казалось, что всё становится светлее, и куда-то уходят печали. Сестру Максим баловал, сначала нянча младенцем, несмотря на то, что мать ворчала, а потом, когда Лена стала постарше, часами напролет читая ей любимые книжки или мастерил из цветной бумаги игрушки.
- Оригами! – Ленка звонко смеялась, выговаривая незнакомое слово и пыталась свернуть бумагу так, как показывал брат. – Красиво!
Именно от него она услышала легенду про журавликов.
- Поправилась она, выздоровела эта девочка с журавликами? – Ленка заглядывала в глаза брату.
- Нет, не хватило ей немножко. Не успела доделать....
Ленка всхлипнула и тут же сменила тему. Внимательно глядя, как брат доделывает птичку, она тихонько шевелила пальцами, пытаясь повторить движения. И на следующий день, пока Максим был в школе, у Ленки появился ее самый большой секрет. Выпросив у матери коробку из-под старых туфель, она задвинула ее далеко под кровать, проверив, не видно ли ту с кровати брата, а потом уселась к столу, положив перед собой стопку бумаги.
- У меня хватит!..
Задача оказалась не из легких. Коробка наполнялась медленно, но Ленка вся была в мать. Упорства и терпения ей было не занимать. Сворачивая очередную птичку, она приговаривала:
- Еще немножко, еще чуть-чуть, и Максим будет здоров! - она верила так сильно, как только могла.
Татьяна вошла в семью мужа дочерью. Свёкры поначалу не приняли ее, но разглядев, что на советы она не огрызается, а принимает, вниманием не обделяет и всегда готова прийти на помощь, они сменили гнев на милость. Родив четверых детей, они на старости лет остались одни, потому, что дети разъехались, а рядом остался только самый младший – Сергей, муж Татьяны. Ему ухаживать за стариками было некогда, ведь он работал дальнобойщиком, дома бывал наездами, поэтом Татьяне пришлось взять все заботы на себя. Да и какие там заботы? Полы вымыть да пару кило картошки купить? Она это за труд не считала. Свёкры болели, и Татьяна уже привыкла, что иногда ее поднимали звонком среди ночи и приходилось ехать на другой конец города. Она не раз говорила мужу, что неплохо было бы переселить стариков поближе, но они переезжать отказывались.
- Тяжело менять дом, Танечка. Привыкли мы уж тут. Все свои рядом.
Татьяна, хоть ей это и не нравилось, соглашалась. Дети были уже большими, Максиму вот-вот должно было стукнуть пятнадцать, и Татьяна спокойно оставляла на него младшую дочку, уезжая к родителям мужа.

- И почему вы всё это терпите? – горела Татьяна праведным гневом, вновь разглядывая бесчувственное тело у себя под дверью.
- Горе у человека, Танечка. Как его обидеть?
- Горе? А у кого этого горя не было? Я вот почти сиротой росла, так что мне тоже запить? Глупо! А не мужик, потому что! Слабак!..
Татьяна сердито захлопывала дверь, не видя, как по щекам соседок текут слезы. Жалости в ее серд-
це места не было. Решила писать заявление участковому. Татьяне совершенно не нравилось, что дети видят Петровича в подъезде. Хотя они ни разу не спросили у нее, что с этим человеком не так, раз он предпочитает спать не в своей кровати, а на холодном полу. Молча перешагивая через соседа, дети заходили в квартиру и ни разу не обмолвились о том, что он им мешает. Дети всегда слышат и видят чуть больше, чем думают взрослые. Вот и Лена с Максимом, услышав немного там, немного здесь, сделали свои выводы. Петровича они теперь тоже жалели.
- Представляешь? Сразу двое… - Ленка качала головой, глядя на закрытые глаза и изможденное лицо Петровича, который спал на спине, раскинув руки.
- Трое, Лен, трое! Жена же еще... – Максим брал сестру за руку. - Ладно, пойдем домой.
Два года прожили они так, и Татьяна уже готова была к радикальным мерам, собираясь идти по инстанциям дальше, но тут жизнь сама расставила все по своим местам.

В ту ночь телефон глухо звякнул под подушкой, и Татьяна подскочила, спросонья не сразу поняв, куда бежать и за что хвататься. Разобравшись, что это не дети, а звонят не в дверь, она ответила и тут же кинулась собираться.
- Максим! – она легонько потрясла за плечо сына. – Бабушке плохо. Я ушла, закрой за мной и ложись. Будильник стоит у тебя?
- Угу… - Максим сполз с кровати и потопал за матерью в коридор.
- Я недолго, сынок. Спите! – Татьяна открыла дверь и чуть в голос не выругалась: на площадке снова спал Петрович. – Колода! Чтоб тебя!
Она перешагнула через соседа и легко сбежала по ступенькам.
Максим вернулся в кровать, но уснуть уже не получалось. Поворочавшись, он встал и пошел на кухню, прихватив с собой книжку, которую читал на ночь. Усевшись на угловой диванчик, он принялся было за чтение, но тут в квартире погас свет.
- Очень вовремя! – Максим нашарил на полке свечу, которая всегда стояла там на всякий случай, зажег ее. – Как в каком-то девятнадцатом веке! Читал он при свечах! – фыркнул мальчишка и устроился поудобнее.
Книжка была интересной, время летело быстро, но природа взяла своё, и Максим начал поклевывать носом. В очередной раз стукнувшись лбом о деревянную планку на спинке диванчика, мальчик слез с него, оставив книжку на столе, и машинально стукнув по выключателю рукой, пошел в детскую.
Свеча, которая криво стояла на подставке, догорая, упала, и огонь лизнул страницы книги.... Старенький гарнитур, который Татьяне подарили свёкры, зная, как мечтает она о таком удобном диванчике на кухне, занялся мгновенно.
В это время в подъезде по своему внутреннему графику проснулся Петрович. Открыв глаза, он потянул носом.
- Непорядок…
Всё еще нетвердо стоя на ногах, он встал и тут же понял, что протрезвел. Подъезд был полон дыма.
- Пожар, что ли? – недоуменно покрутил он головой и забарабанил в дверь Татьяны.
Дети ничего не слышали. Спали они всегда крепко. Петрович понял, что достучаться не получится, грохнув пару раз кулаком по другим дверям, отошел к краю площадки.
- Хорошо, что дверь старая... Ну, благословясь!
Разбежавшись, он ударил плечом раз, потом другой, и хлипкий замок, который Татьяна так и не успела сменить, собирая деньги на хорошую металлическую дверь, поддался.
- Есть кто? – Петрович закашлялся, когда из открытой двери вывалился клуб дыма.
- Горим! – в подъезде забегали люди.
Из соседней квартиры вышла одна из вездесущих бабушек и тут же раздался крик:
– Дети! Петрович, дети там!
Больше ей ничего говорить было не нужно. Не разбирая ничего, не обращая внимания на пламя, которое жадно лизало косяк двери, ведущей в кухню, Петрович кинулся внутрь.
Лена проснулась, когда входная дверь, которую ломал Петрович, поддалась. Испуганно оглянувшись, она закашлялась и бросилась к брату.
- Максим, Максим! Вставай!
Максим молчал, голова его моталась по подушке вслед за руками сестры, но он не отвечал. И Ленка уже сморщила нос, собираясь заплакать, как дверь в комнату распахнулась, и она испуганно закричала.
- Одна?! – Петрович ухватил Лену и перебросил через плечо.
- Максим! – взвизгнула девочка, отбиваясь. – Максима спасайте!
Комната стремительно заполнялась дымом, и Петрович почувствовал, что задыхается. Ощупью найдя мальчика, он понял, что двоих не унесет. Поставив на пол Лену, он скомандовал:
- За рубаху держись! Крепко!
Крякнув, он перекинул через плечо Максима, чувствуя, как темнеет в глазах, попытался схватить за руку Лену.
Только девочки рядом не было. Метнувшись назад, к своей кровати, она вытаскивала из-под нее коробку.
- Ты где?!
Маленькая ладошка скользнула в большую мозолистую руку, и Петрович выдохнул.
- Бегом! – взревел он и ринулся к выходу.
Квартира Татьяны была точно такой же, как у него, поэтому выход он нашел сразу, а вот спуститься по ступенькам сил не хватило. Дойдя до первого этажа, он почувствовал, как уплывает всё куда-то вбок, успел только по-
думать, что, кажется, наконец-то у него получилось, и он вот-вот догонит своих. Из последних сил толкнул дверь подъезда. Петрович еще успел подумать о том, что Максим ударится головой, упади он сейчас. Качнувшись навстречу бежавшим людям, закрыл глаза, и темнота накрыла его.

Очнулся он, спустя сутки, в больнице. Открыл глаза и застонал.
- Что? Что ты? Больно тебе? Сейчас, я врача позову! – Татьяна, которая сидела рядом с кроватью вскочила было, но, увидев, что Петрович плачет, остановилась. – Что ты?
- Опять не догнал… - Петрович совсем по-детски всхлипывал, вытирая слезы забинтованной рукой.
Татьяна опустилась обратно на стул и спросила:
- Кого не догнал-то?
- Зиночку… Ирочку с Васяткой… Моих…
Татьяна закрыла рот ладонью и задохнулась на секунду. А потом убрала руку, подумала, и спросила:
- Давно гоняешься?
- Давно…
- Значит, не время тебе к ним! Зачем душу рвешь?
- Да нет её, души моей...
- Не про твою я. Им зачем душу рвёшь, я спрашиваю?
Петрович вдруг замолчал и перевел взгляд на Татьяну.
- Ты что такое говоришь?
- То и говорю, что знаю... Нельзя так! Им плохо, когда ты тут мечешься. Покоя им там нет, понимаешь? Тебе больно, вот и им тоже.
- Откуда ты знаешь?
- Бабушка моя рассказывала, а она шибко верующей была. И отец у нее, прадед мой, священником был. Как думаешь, знали они чего по этой теме?
- Наверное…
- А раз так, значит, получается, что ты своим плохо делаешь...
- А как же тогда? Как мне?
- Времени своего дождаться надо... Только как положено, а не так, как ты это делаешь... Ничего, я теперь с тебя глаз не спущу. Твоя Зина меня ничем не попрекнет, когда мы там с нею встретимся. И знаешь еще что, Петрович? Кстати, как тебя зовут-то, а то все по отчеству только кличут?
- Иваном.
- Так вот, Иван Петрович, то, что ты сделал... Тебе место рядом с ними точно приготовило.
- Что ж это?
- Так ты же детей моих спас! Или забыл? Леночка в порядке, дымом только чуть надышалась, а Максим здесь, в больнице, но уже хорошо всё... Скоро домой отпустят. Нет и не может быть таких слов, чтобы я тебя отблагодарила. Поэтому буду делом. И вот одно я точно знаю: кто жизни своей не пощадил за ближнего, тот точно в свет уйдет. Только в свое время, Петрович... Понял ты меня?
- Понял…
Татьяна смахнула слезы, поцеловала Петровича в морщинистую небритую щеку и пошла искать врача.
А на следующий день она смотрела, как ее Леночка, сидя рядом с Петровичем, показывает тому, как надо сворачивать птичку из бумаги.
- Ничего, вот заживут у тебя руки, и всё получится. Я тебе еще раз покажу. У меня тоже сначала не получалось, а сейчас знаешь, сколько у меня уже есть? Почти сто штук! Вот! – Леночка засмеялась и тут же спохватилась. - Ой! Ты только Максиму не говори, секрет это!

...Птичек своих Леночка доделает. И коробку эту подарит брату на 16-летие.
Свежевыбритый, в нарядной клетчатой рубашке Петрович усмехнется в усы, ведь в этой коробке парочка птичек будет свернута и его руками. Максим обнимет сестрёнку и скажет, что, конечно, птички помогли, и он теперь совершенно здоров.
Татьяна с мужем и дети проводят Петровича через восемь лет. Перенеся два инфаркта, он уйдет тихо, во сне, даже не успев понять, что его время, наконец, пришло...
За отпущенный срок он успеет понянчить сына Максима, которого назовут Ванечкой.
А Леночкину дочку, которую та назовет Ирочкой, Петрович уже не увидит. Татьяна сдержит слово и будет всё это время присматривать и ухаживать за соседом. Она горько заплачет, прощаясь, а потом вздохнет и, посветлев лицом, скажет:
- Догнал-таки своих… Встречайте его там, слышите? Хороший человек ваш Петрович!.. Покоя ему, света и радости долгожданной…
Лена обнимет мать и шепнет вслед за нею:
- Дай Бог!..

Людмила Лаврова.

Ещё больше новостей – на нашем канале. Читайте нас в Телеграм Газета «Белорецкий рабочий» t.me/belrab

Петрович
Петрович
Автор:
Читайте нас: