Трусишка

- Ты слышал?! – раздался в трубке взволнованный голос Юрки, товарища по охотничьим вылазкам. - В Челябинской области уже неделю назад охоту открыли, а наша Уфа опять что-то темнит!
Речь шла об открытии охоты на зайца с гончей, начала которой мы с нетерпением ждали.
- Да ладно, не переживай, я все равно в эти выходные занят. Лучше думай, куда поедем на открытие. Говорят, в районе Сурана зайчишек, как грязи. А как Карай, не подведет? – дипломатично постарался сгладить я остроту ситуации, зная, что на собачью тему Юрка был готов дискутировать бесконечно.
Карай – это полуторагодовалый выжлец русской гончей, с которым мы рассчитывали самостоятельно поохотиться этой осенью и зимой на зайцев. До этого своей собаки у нас не было, приходилось просить знакомых владельцев гончих взять их с собой на охоту. Так нам удалось поохотиться несколько раз с выжловками русских гончих Вестой, Дарой, Горгоной и Ладой, гончаками Рогдаем, Громом, Шаманом и другими.

Живя в малогабаритных хрущевках, мы понимали, что держать в квартире собаку невозможно, поэтому, когда Юрка договорился с родственниками о согласии держать собаку во дворе частного дома, мы ему были очень благодарны, прекрасно понимая, что это очень сложно.
Приобретенный щенок на первых порах даже внешне не претендовал на вид породистого гончака: какой-то виноватый взгляд, небольшой рост и поджатый хвост. Успокаивала только хорошая родословная, широкая грудь и крупные лапы. Найти для него тренера не удалось, одиночные выезды в лес мало что давали, мы рассчитывали на совместную охоту с опытной собакой, где пёс научится правилам поиска и гона зайца, умению разгадывать его уловки и хитрости. Но первая же попытка с треском провалилась: опытная выжловка грозным рычанием отгоняла Карая, и все его попытки познакомиться или сопровождать ее успехом не увенчались. Обиженный Карай ушел в сторону, и даже свежая заячья жировка его не привлекла, но вскоре звонкий лай возвестил, что он идет по следу. Мы радостно кинулись в ту сторону, но, как оказалось, Карай встретился на поляне с группой кормящихся лошадей и погнал их в сторону деревни. Прошло больше двух часов, пока мы добрались до деревушки, под шум возмущенных жителей поймали Карая, прицепили на поводок и вернулись в лес.

И второй, и третий выезды закончились безрезультатно, правда, в последний выезд пёс набрел на свежий след лисы и ушел с гоном километра за три, потом, потеряв след, он бессмысленно рыскал по лесу. Причем он не хотел, несмотря на все наши крики, свист и призывы, подойти и позволить взять себя на поводок. Мы понимали, что ему нужна встреча, прямой контакт с живым зайцем, но пока не выпал снег, такой случай не подворачивался.
Года два назад мы как-то набрели на хребте Маярдак на коровий летник, в одной избушке нашли печь с трубой и неплохие нары, значит, здесь можно было обогреться и переночевать. Помня, что вокруг этого места зайцы водились, мы решили увезти туда Карая на пару дней, чтобы он сам наткнулся или вытропил зайца, что и сделали по первому снегу.
Добрались до места без особых приключений, заячьих следов по пихтарнику и в верховье ручья было много, значит, можно неплохо поохотиться. Юрка и Сашка с Караем ушли на разведку, а я занялся обустройством временного ночлега, растопил печку и стал готовить ужин. Через некоторое время, очевидно привлеченный запахом дыма, появился Карай. Я приготовил ему лежанку под крыльцом, бросив туда охапку сена, чему он очень обрадовался, с разбега ныряя под крыльцо и барахтаясь там. Я пошел за водой к роднику, расположенному метрах в ста под бугром. Здесь все было истоптано вдоль и поперек заячьими лапами, и я пожалел, что оставил ружье в машине. Через кусты стал пробираться к месту, где можно было зачерпнуть полное ведерко. Вдруг из-под кучи хвороста выскочил заяц и, подпрыгнув, кинулся от меня. Здесь на его пути оказался опешивший на секунду от неожиданной встречи Карай. Ошеломленный пёс взвизгнул и со злобным лаем пустился вдогонку. Снега было немного, заяц мчался по косогору, а за ним, метрах в пяти, гнался Карай. Гон ушел в пихтарник, а я снова занялся хозяйственными делами, предварительно зарядив ружье. Иногда я выходил из избенки и прислушивался, как идет гон. Наконец послышались крики, из пихтарника появились быстро идущие по дороге соратники. На их вопрос, кого сейчас гонит Карай, я многозначительно ответил: «Конечно, зайца».

Потом обстоятельно рассказал, как гончак встретил и погнал косого. Быстро стемнело, мы не раз пытались снять Карая с гона, когда он пробегал недалеко от нас, но все было напрасно. С перерывами гон продолжался всю ночь, а с рассветом мы быстро завалили измотанного непрерывным преследованием зайца. Появившийся гончак удовлетворенно потрепал его и был угощен заячьей лапкой.
Пошли к избенке, позавтракали сами, покормили пса, думали, что усталый гончак завалится под нары спать, а он поел, подошел к двери и, выразительно глядя на нас, гавкнул. И куда делся его виноватый взгляд? Он дождался, чтобы открыли дверь и деловито побежал к роднику. В этот день из-под Карая мы взяли еще одного зайца и весьма довольные вернулись домой, сообщив домашним о рождении нового члена нашей команды.
Утром следующего выходного дня, едва подъехали к дому, где находился Карай, услышали его тоскливый вой, а затем пёс махом перескочил изгородь и запрыгнул в заднюю дверь машины. Сосед, чистивший снег, с недовольным видом сообщил, что наша собака мешала ему спать, попросил принять меры.
В лесу же Карай погнался за спугнутым с лежки зайцем, скоро потерял его. Преследуемый косой не захотел идти по кругу, запутал следы и удрал под скалы на хребет, там затаился. Ища зайца, гончак истоптал весь склон, но так и не нашел. То же самое происходило и в следующие выезды: Карай пока плохо работал по остывшему следу, без нашей помощи преследование иногда быстро прекращалось.

Не сразу мы начали понимать характер Карая и как приспособиться к этому норову. Самое главное было - дать ему набегаться, а когда он немного утомится, то снизит скорость преследования зайца, переходя на легкий бег или шаг, давая возможность зайцу успокоиться. Карай опускал голову и переходил на нижнее чутье, тем самым легче распутывая его уловки. И теперь мы точно знали, что удачливей всего охота с Караем будет во второй половине дня, а к вечеру - вообще прекрасной.
Очень радовала нас настойчивость собаки в поиске потерянного следа, иногда он был готов часами рыскать вокруг в поисках уже остывшего следа. Наши отчаянные призывы вернуться и присоединиться к нам для поиска нового зайца он, возможно, воспринимал как упрек за незавершенную, плохо выполненную работу. Иногда можно было наблюдать такую картину: дудящие, свистящие и кричащие возле машины члены бригады и Карай, прячущийся в кустах или за деревьями. Даже повзрослев, он почти никогда не шел на сигнал сбора, пока не набегается. А если он становился на свежий след к сумеркам, то пиши пропало: след он не бросит, а в темноте зайца не возьмешь. Гон Карая мог продолжаться и до полуночи, и до утра. От такого его неповиновения у членов бригады дома были одни неприятности: жены ворчат, что поздно возвращаемся из леса, мы же часто оставались без сил и голоса, пытаясь снять пса с гона.

Несколько раз, обозленные долгим ожиданием собаки, мы отпускали его гоняться за зайцем, а сами, оставив на месте стоянки подстилку и немного еды, уезжали домой, прекрасно зная, что утром Карай наверняка будет ждать нас здесь. Но однажды он спугнул лося и ушел так далеко, что нашелся лишь через неделю, изрядно похудевший, заставив нас поволноваться за его жизнь.
Но достоинства Карая превосходили все его недостатки. Он был весьма уважаем членами бригады и теми, кто иногда охотился с нами. Первоначальное впечатление собаки-трусишки давно рассеялось, как дым. Между собой мы называем его уважительно ДОБЫТЧИКОМ или СЛЕДОПЫТОМ. Неутомимость и вязкость, хороший нюх и звонкий голос редко оставляли нас без замечательной охоты и добычи, ну и, естественно, приносили нам известность весьма добычливой бригады.
Последние годы, когда у нас появился второй гончак по кличке Задор, Карай стал более дисциплинированным, но это уже совсем другая история.